Расскажи мне, как живешь
Шрифт:
Я должна быть твердой. Я четко объясняю, что для меня совершенно невозможно успешно продвигаться вперед с моим мертвым телом, если какое-либо живое тело двигается, дышит, а еще, по всей вероятности, и разговаривает в непосредственной близости!
Бедный Б. грустно уходит, обреченный работать в тишине и одиночестве. Я убеждена, что если Б. когда-нибудь станет писать книгу, то он будет с легкостью это делать при включенных совсем рядом приемнике и граммофоне и нескольких разговорах, идущих в той же комнате!
Но когда появляются визитеры – все равно, на раскопе или в доме, – тут Б. на
Монахини, французские офицеры, заехавшие археологи, туристы – во всех случаях Б. рад быть полезным и достаточно компетентен.
«Там машина остановилась, и какие-то люди. Мне пойти посмотреть, кто это?»
«Ох, пожалуйста, пойдите!»
И вот компания появляется под умелым руководством Б., и он во всю болтает на любом нужном языке. В этих случаях, как мы и говорим ему, Б. просто на вес золота.
«От Мака немного толку, не правда ли?» – говорит Б., с ухмылкой поглядывая на Мака.
«От Мака, – говорю я свирепо, – никакого толка. Он даже и не пытается».
Мак отвечает мягкой отсутствующей улыбкой.
* * *
У Мака, обнаруживаем мы, есть слабость. И эта слабость – лошадь. Для решения проблемы с пижамами Б. мы нашли следующий выход: Б. завозит Мака на раскоп, а сам едет на машине дальше в Камышлы. Мак хочет в середине дня съездить домой, и Алави предлагает, что он может поехать верхом. У шейха есть несколько лошадей. Лицо Мака тотчас оживляется. Его мягкая отрешенность исчезает. Ее заменяет увлеченность.
С этих пор, если только есть для этого малейший повод, Мак приезжает домой на лошади.
«Этот Хвайя Мак, – говорит Алави, – он никогда не говорит, он свистит. Когда нужно, чтобы мальчик с рейкой подвинулся влево, – он свистит, когда нужно, чтобы к нему подошел каменщик, он свистит; теперь он свистит, когда ему нужна лошадь!»
Вопрос с пижамами Б. все еще не решен. Таможня требует огромную сумму в восемь фунтов! Б. замечает, что пижамы стоили всего по два фунта каждая, и отказывается платить. Создается исключительно сложная ситуация. Что, – требует сказать таможня, – что она теперь должна делать с пакетом? Они возвращают его почтмейстеру. Он не должен отдавать его Б. и он должен обеспечить, чтобы пакет не покинул пределов страны! Мы бессмысленно тратим несколько дней и часов на поездки в Камышлы и обсуждение этого вопроса. На помощь приходят менеджер банка и офицеры из Services Speciaux[52]. Даже какой-то высокий чин Церкви Маронитов, гостящий у менеджера банка, принимает участие. Он выглядит очень эффектно в пурпурном одеянии, с огромным крестом и большим пучком волос! Несчастному почтмейстеру, хотя он по-прежнему в пижаме, едва ли удается хоть сколько-нибудь поспать! Дело стремительно превращается в международный инцидент.
Внезапно все улаживается. Douanier[53] из Амуды появляется в нашем доме с пакетом. Все сложности разрешились: тридцать шилингов пошлины, «douze francs cinquante pour les timbres, et les cigarettes, n`est ce pas?[54]» (пачки сигарет суют ему в руки). «Voila, Monsieur!»[55]. Он улыбается, Б. улыбается, все улыбаются. Мы все становимся в кружок и смотрим, как Б. открывает пакет.
Он гордо поднимает содержимое пакета, объясняя, как Белый Рыцарь, что это его собственное, совершенно новое изобретение.
«Москиты, –
Макс говорит, что никогда не видел ни одного комара в этих краях. «Но ведь здесь, конечно же, есть комары, – говорит Б. – Это всем известно. Стоячая вода!»
Я тотчас взглядываю на Мака.
«Здесь нет стоячей воды, – говорю я, – если бы была, Мак бы ее заметил!»
Б. с торжеством замечает, что есть пруд стоячей воды чуть к северу от Амуды.
Макс и я повторяем, что никогда не видели и не слышали здесь комаров. Б. не обращает внимания и продолжает распространяться о своем изобретении.
Пижама сшита из белого стирающегося шелка. Она представляет собой единое целое с капюшоном, закрывающим голову, и рукавами, оканчивающимися руковицами без пальцев. Спереди она застегивается на молнию, так что у того, кто в нее одет, единственное, что остается открытым для атаки комаров, это глаза и нос.
«А через нос мы вдыхаем и выдыхаем, что отпугивает комаров», – с торжеством говорит Б.
Макс ледяным тоном повторяет, что здесь нет комаров.
Б. дает нам понять, что когда нас всех будет ломать и трясти малярия, мы еще пожалеем, что не приняли его идею.
Мак внезапно начинает смеяться. Мы вопросительно смотрим на него.
«Я вспомнил тот случай, когда вы сели, а стула там не было», – говорит Мак и уходит, радостно посмеиваясь.
Этой ночью мы крепко спим, когда вдруг начинается жуткая суматоха. Мы взвиваемся, подумав в первый момент, что на нас напали грабители. Мы все выбегаем в столовую. Какая-то белая фигура отчаянно мечется по комнате, взвякивая и подпрыгивая.
«Боже правый, Б., что случилось?» – кричит Макс.
Какое-то время мы думаем, что Б. сошел с ума.
Но все объясняется.
Неизвестно каким образом, но мышь ухитрилась забраться в непроницаемую для комаров пижаму! А молнию заело.
Уже светало, когда мы наконец кончаем смеяться. Одному только Б. не очень смешно.
* * *
Погода становится жарче. Появляются все новые виды цветов. Я не ботаник и не знаю их названий, и честно говоря, не хочу их знать. (Какая радость от того, что вы знаете, как предметы называются?) Но тут есть голубые и светло-пурпурные вроде маленьких люпинов, и маленькие дикие тюльпаны, и золотистые, вроде ноготков, и изящные красновато-коричневые цветочные стрелки. Каждое городище это просто буйство красок. Это действительно плодородная степь. Я захожу в комнату древностей и ненадолго уношу несколько горшков подходящей формы. Мак, собиравшийся рисовать их, ищет их напрасно. Они полны цветов.
* * *
Наш дом теперь быстро растет. Уже готова деревянная основа, и на нее крепится кирпич-сырец. Результат должен быть очень хорошим. Я поздравляю Мака, стоя рядом с ним на холме.
«Это гораздо лучше, чем моя уборная», – говорю я.
Гордый успехом архитектор соглашается. Он, однако, горько жалуется на рабочих, которые, говорит он, не имеют ни малейшего представления о точности. Я отвечаю, что уверена, что не имеют. Мак с горечью говорит, что они только смеются и думают, что это неважно. Я перевожу разговор на лошадей и Мак веселеет.