Расскажи мне о своей любви к Эс
Шрифт:
Он проводил ее взглядом. У двери ее встретил полный мужчина. Они сели в машину и уехали.
Когда он вернулся взглядом в кафе, здесь уже никого не было. Кроме буфетчицы. Та сидела напротив него и, пытаясь достучаться, твердила:
– У меня обед… Каждый день одно и то же, каждый день одно и то же! Днями сидят и сидят! Могу же и я поесть когда-нибудь. Денег не платят. Зарплата маленькая. Еще и рассиживаются как у себя дома. Может, вы еще и ночевать здесь останетесь?..
Что она говорила еще, он не слышал, кажется, но она говорила еще что-то.
На следующий день девушка не позвонила.
Его тянуло в кафе, и в
Хорошо, что он пришел в кафе задолго до закрытия. Он так хотел увидеть девушку, что пришел намного раньше того часа, когда они здесь вчера встретились.
За стойкой стояла все та же буфетчица, и он с большим трудом и нерешительностью заставил себя встать в очередь, низко и с какой-то безнадежностью склонив голову, словно это была очередь на эшафот. Вообще-то, он встал более чем решительно, но – немного помедлив. Еще не хватало, чтобы буфетчица заметила, что он не хочет вставать в очередь, где она работает. Уж он-то хорошо знает таких людей.
Буфетчица отпускала порции, как ей нравилось. Кто ей нравился больше, она отпускала порцию больше. Кто ей нравился меньше, она отпускала порцию меньше. Кто ей вовсе не нравился, ну, тут, вдобавок ко всему, она отпускала такой взгляд, такой сгусток отрицательных эмоций, и только и ждала, чтобы кто-нибудь попробовал возмутиться. Но никто не возмущался, и потому буфетчица чувствовала себя здесь полновластной хозяйкой.
Он с нетерпением ждал подхода своей очереди, с нетерпением ожидал момента, когда увидит на своей тарелке порцию. В нем еще теплилась надежда, что он неправ в своих мыслях по отношению к этой женщине. Но достаточно было его взгляду встретиться с взглядом за стойкой, надежда развеялась. Он все понял. Он понял, буфетчица узнала в нем вчерашнего посетителя, засидевшегося со своей порцией слишком долго, и… положила очень большую порцию.
«Этого еще не хватало! – подумал он. – Не хватало еще, ей понравиться. Может, она успела прочитать мои мысли и, накладывая порцию, подумала: «Чтоб ты подавился».
Это предположение успокоило. Качество пищи во всех столовых и кафе в то время было такое, что лучше бы, чтобы пищи, действительно, было меньше.
А потом опять появилась Она! Она, а может, это была и не она, а видение, галлюцинация, потому что он очень хотел ее увидеть, она опять взяла кофе и опять села за столик возле окна, и опять достала газету «Спид-инфо». И вновь на улице появился мужчина в поношенном костюме, и мужчина вновь стал заглядывать через стекло витрины в газету.
Вскоре девушка бросила взгляд за другой столик и увидела его, улыбнулась, сложила газету, и пересела за его столик. А мужчина за окном с ненавистью посмотрел в его сторону. Боже, когда у людей пройдет эта ненависть! И опять за ними наблюдала буфетчица. И пошла она вскоре почему-то закрывать кафе раньше обычного. И закрыла. Возможно, она закрыла кафе и вовремя, когда сидишь за столиком рядом с такой девушкой, не замечаешь, как летит время.
– Я не позвонила, потому что … была занята… А вы ждали моего звонка? Скажите честно, ждали?
Ну, прямо-таки поставила в тупик.
– Жизнь такая штука, что иногда совсем не нужно отвечать на некоторые вопросы, правда?
– Наверное. Так вы расскажите мне о своей любви к той, чье имя состоит из одних согласных? Тогда я вам обязательно позвоню! Вот только подождите еще чуть-чуть, – и, поставив пустую чашку, девушка вновь скрылась.
Легко сказать, подождите. Больше всего на свете он не любил ждать, да и не умел, наверное, этого делать. Нет ничего мучительнее, чем ждать. Когда не ждешь, все приходит само собой, когда ждешь, все, будто специально, задерживается. Он опять посмотрел перед собой, потом вновь перевел взгляд в сторону и подумал: «Моя маленькая девочка, зачем ты просишь меня рассказать о моей любви к Эс?.. Как силы разума не раскрывают перед людьми свои тайны раньше срока, чтобы люди не узнали, что им положено узнать только в будущем, и не поселили в своих душах хаос, так и я не хотел бы рассказывать моей маленькой девочке о своей любви. Но коль ты меня об этом просишь, и насколько я понимаю, это более всего тебя сейчас интересует, я буду рассказывать об этом по мере наших встреч и по мере твоего взросления, ибо, что такое наши встречи, если не ступени твоего взросления…»
За столиком возле него опять сидела буфетчица. На этот раз она поставила перед собой порцию, очень большую порцию, и ела. И смотрела на него. И снова ела. А он сказал: «Приятного аппетита», – отчего буфетчица очень удивилась! – потом вдруг встал и вышел.
На следующий день все повторилось заново. Девушка не позвонила, он все утро опять ждал ее звонка. Ему очень хотелось встретиться с ней и ровно настолько же не хотелось встречаться с буфетчицей. И он опять пришел в кафе и встал в очередь.
Буфетчица выделила его из очереди сразу, и держала его в поле своего зрения, пока он не оказался рядом, и попыталась широко улыбнуться, и подала ему порцию, отличную от других на отличной от других тарелке. И сказала:
– Мы всегда рады нашим постоянным клиентам!
Он хотел возмутиться, но почувствовал, что ему приятно.
Он сел за столик возле большого окна витрины и стал ждать. Вскоре на улице появился мужчина в поношенном костюме, рядом с ним – еще двое. Не отыскав девушки, мужчина указал своим спутникам на него и что-то процедил сквозь зубы. Потом они скрылись. И, наконец, появилась она. Он проводил ее взглядом до самой стойки, ища ответного взгляда. Девушка встала в очередь, но когда ее очередь подошла, буфетчица с презрением осмотрела посетительницу снизу доверху и поставила счеты ребром.
– Закрыто! – сообщила буфетчица.
Девушка тоже хотела что-то ответить, но передумала, повернулась и сразу же подошла к нему.
– Привет!
– Привет! – улыбнулся он.
– Завтра я обязательно позвоню! – сообщила она и исчезла так же неожиданно, как и появилась.
Он оставил свою порцию и тоже пошел к выходу. У стойки в это время происходил шум.
– А что вы галдите?! Превратили кафе черт знает во что! Не кафе, а бордель какой-то! А еще и возмущаются…
Он шел по узкой полоске стены, словно по узкой полоске памяти, мимо огромных очистных сооружений, где бурлит вода, и думал об удивительной способности воды – очищаться. Человеческая же память проносит многие воспоминания через всю жизнь и очень неохотно с ними расстается, и томит, и мучает, и заставляет вновь и вновь возвращаться к ним, словно к месту преступления, словно к точке отсчета, откуда жизнь могла бы развиваться заново и, возможно, совершенно по-другому.