Рассказки конца века
Шрифт:
Начальник сказал: уволить мага-некроманта из дворников. Делать нечего, магу приходится бичевать. Дом его — вся Вселенная.
АРМИЯ
Уже было сказано — если верить слухам, на зоне пацан реализуется полностью. А все мужское население РФ — бывшие пацаны.
Быть на зоне — местный обычай инициации. Это, прости Господи, такое крещение. Однако мест не так много, и не каждого желающего берут в тюрьму. Что же делать? Как же пацан станет гражданином РФ, если он не нюхал тюрьмы? Получается, что
Правительство, чуткое к местным обычаям и обрядам, нашло выход: два года армии заменяют от одного до четырех лет тюремного заключения. Смотря какая часть.
Понятно, что это одно и то же. Но хрен слаще редьки тем, что в армию берут на халяву, а в зону сдают вступительные экзамены.
Урки и деды спорят, кто узнал жизнь по-настоящему. Спорят до хрипоты. Урка вынул нож, а солдат схватился за табуретку. А прав будет тот, кого первым сунут в парашу.
ДУХОВНОСТЬ
Ржаной хлеб наших интеллигентов (см. ИНТЕЛЛИГЕНТ). Милое слово, его корень указует на отличие от животных. Но его полюбили старые девы, настоянные на старых книгах. И слово им отдалось. Оно обтерлось, поизносилось, стало похоже на стираные носки.
Старость и девичество — не суть главное. Главное все-таки — принимать наше все… Астафьева, Белова, Распутина. Талантливые писатели, да. Но если их принять по инструкции — ну той самой — на поляне гикнется сто цветов. Это как цветной телевизор выменять на черно-белый, и смотреть там, главным образом, самого себя.
Еще надо принимать попов. Замечу: не самого Господа, а религию… Каждая церковь, писал философ, лежит камнем на могиле богочеловека. Принимать церковь — три раза в день по столовой ложке.
Солженицын подарил Матрене ведро духовности. Она ее засолила на зиму.
Духовность надо читать. Духовность залежалась в библиотеках. Но если в деревне вам навернули оглоблей по голове — это тоже урок духовности. В селах на килограмм навоза — мешок духовности. Так говорили классики.
Я, конечно, утрирую. Нехило быть духовным, поет БГ. Впереди — одни кресты.
ДОКТОР НАУК
На кафедре он разводит кроликов. Кролики — это не только ценный мех.
Самое главное в книге (дипломе, диссертации, любовной записке) — размер полей. Он специалист в этой области.
Как правило, он хорошо эрудирован. Знает слова и авторов. Он начитан списком литературы. Он знает, что к чему и почем. Он, кстати, даже не злой. Он просто книжник, нормально подходящий к своей работе, а нормальная работа книжников — см. Евангелие. И я тоже не злой. И Христос зла не держит — хотя книжники его рассудили. За некорректность, некомпетентность, непонимание текущих задач… Научно не обосновано, политически, опять-таки, сомнительно…
Однажды юный Джойс без приглашения пришел к нобелевскому лауреату Йетсу. Познакомиться. Под утро сказал: «Вы слишком стары, чтобы я мог вас чему-либо научить». Впрочем, я не Джойс. И они не Йетсы. И дело не в возрасте.
Иногда в их мире водятся исключения. О них, наверное, слагают легенды.
ДЕДОВЩИНА
Способ устройства жизни. Любой жизни, но, как правило, близкой нам. Человек, чтобы уйти наверх, должен проявлять чудеса ума и энергии (а иногда — очень долго ждать). Уйдя наверх, можно забыть все слова русского языка и блеять. Все будет хорошо. Тебе найдут переводчика, а ты блей.
И все идут в начальники, чтобы блеять. Забыть русский язык считается большим удовольствием.
Тайна открывается одной фразой: никто не должен доказывать себя заново. Всё доказано при царе Горохе. Делать тебе, местному Навуходоносору, нечего. Вот и катаешься сыром в масле, пока ландшафт не сотрется о твою задницу.
В каждом углу — большой Навуходоносор. Он оклеил законами туалеты и сожительствует с русской ханой. Хана жмурится от счастья.
В Америке много чего плохого, но их генерала уволят, если он не сдаст очередного экзамена. Того самого, что сдают солдаты: бег, плавание, расстрел мишени. А у нас генералу разрешается быть пузатым. Много чего разрешается. Но только — дедам.
ЛЮДИ
Помимо всего прочего, существуют люди. Это радует, утешая в лихую годину и плохую погоду. Дивясь на мир, они ходят среди мужиков и баб, сержантов и паханов, ядерных ракет и кастрюль. В лесу людям попадаются лисицы и волки. Звери молчат. Мужики и бабы тычут в людей пальцами. Под их ногтями — грязь и вечные муки. В глазах — озеро Байкал и вопрос: кто, сука, меня того?.. Чего того — мужики не знают. Бабы не подсказывают. Но им, наверное, и не надо знать. Понятие «того» — наша онтология, наша экзистенция, наша песнь. Понятие «того» вербализует сокровенный угол души. Мужики — душевные создания.
За пазухой окружающих — Фудзияма. Фудзияма точно знает, кто виноват. Люди с непривычки пугаются, а потом ничего, привыкают. А что делать? Налево — шесть соток, направо — кабак с урлом, позади — сопливое детство. Надо что-то делать, но шесть соток слишком малы, а по углам делянки стоят вахтеры в рваных носках. У вахтеров «калаши», справки и гербовые печати… Направо — кабак с урлом. Маневрировать негде.
Вообще, о людях можно говорить долго.
Но о людях как-нибудь в другой раз.
ХОЗЯЙСТВЕННИК
Это сотое чудо света — крепкий хозяйственник. Нет, среди руководства бывают и просто люди, однако чаще везет на породу крепких хозяйственников.
Что это такое, знает только наш человек. Обычно это заклинание. Хозяйственник говорит, как будто что-то съел, зато он хозяйственник. Все понимают, что хозяйственник не в речах силен. Правда, в чем он силен, никто не ответит. По слухам, это человек, при котором строится… Однако не факт, что в его отсутствие оно бы не строилось. Возможно, строилось бы другое. Может быть — строилось лучше.