Шрифт:
Больше всех меня любил козел
Я нашел его, отставшего от стада или брошенного мамой, в устье сая (ущелья) Хаттанагуль (Ягнобская долина) в первом своем аспирантском поле . Ему было пара месяцев от рода, я назвал его Васькой и выкармливал сгущенным молоком и всем, к чему он проявлял интерес. За четыре месяца поля он вырос и ходил за мной по пятам и не только по лагерю, но и в маршруты, видимо, принимая меня за мать. Я говорил с ним о жизни, о геологическом строении Тагобикуль-Кумархского рудного узла, о том, что моя жена, которую я взял с собой в качестве повара, похоже, готовится наставить мне рога с шофером, на что он отвечал, что иметь рога это классно, ведь только с ними становишься настоящим
На следующий год, приехав в следующее поле с новым шофером и новенькой поварихой вместо жены, я тут же пошел к нему. И увидел в стойле огромного козла, тупо жевавшего клок сена.
Мертвая душа или Первое мое поле
Первый раз я стал геологом в 14 лет...
Отец на лето взял меня с двоюродным братом в свое аспирантское поле! Рабочими!!! В отделе кадров закрыли на наш возраст глаза. И мы стали "мертвыми душами". Ну, не совсем мертвыми, потому что нам выдали трудовые книжки с записью "Принят на должность" и так далее. В общем, мертвыми мы не были.
Поле проистекало близ узбекского города Ангрена, в красивой горной местности с мощной рекой и жавшимися к ней ручьями. Больше всего мне запомнилось, как мы шли с отцом по узенький ручной штольне, и из кромешной темноты на нас выбежал волк. Я поднял на него свой молоток - у меня был самый настоящий геологический молоток на длинной ручке - но ударить зверину не смог, так она рыкнула. В остальное время запоем читал "Войну и Мир", и с братом собирал в в литровую молочную бутылку разных змей - эф, гадюк и прочих тварей. Оказалось, что в литровую молочную бутылку их входит несметное количество. Еще там было множество скорпионов и фаланг, но мы их не боялись - знали, что со скорпионом просто не надо ложиться спать, а фаланга- это просто большая безвредная букашка, хотя и ужасающая на вид. Время от времени, чтоб жизнь не казалась сахаром, отец загонял нас на самую высокую гору в округе, и звалась она Бабай-Об, что по-тюркси означало Дедушкина Вода. Потом, когда кончилась еда, я полез в яму, под вывороченным паводком деревом: змей и рыб в ней было поровну, но об этом я уже рассказывал. Со временем мы переехали на Сыр-Дарью. До сих пор помню как форсировал ее на большой допотопной лодке. Зарплата у меня, как я узнал позже, была 45 руб, и был я то рабочим по третьему разряду, то коллектором.
Будь у меня Горячий камень, эти времена из жизни я бы, пожалуй, вернул, да и все остальное: обвалы штолен, мороз лавин, потаскух и тайфуны. Все, кроме честных женщин.
История о сексе в карельской бане
В геологическом поселке Укса Карельской АССР был воскресный зимний вечер. Геологи, все чистые, только что помывшиеся в бане, прикорнувшей на берегу коричневой летом реки, а ныне оледенелой, сидели за столом в избушке Лиды Кормилициной, одинокой с ребенком, женщины, в тот раз по количеству принятого забывшую свою сакраментальную фразу "До чего ж тоскливо!" Всем было хорошо, сытно и пьяно, все веселились и играли в игру "Да или нет". Веселая игра! Один рассказывает картинку, которую надо разгадать, получая в ответ на вопросы лишь "Да", "Нет" или "Не имеет значения". Когда Лида выдала свою загадку ("Лежит на ровном поле мужик с двумя мешками,к тому же совершенно мертвый") мы с Ладой, не дождавшись разгадки("Это парашютист, у которого не раскрылись парашюты"), решили парно самоопределиться. Посовещавшись на лютом в 40 градусов морозе, направились в теплую баню, чтоб там поведать друг другу стремления обнаженных душ и разгоряченных тел.
Ну что,
Полезли в форточку, тулупы скинув, чтоб протиснуться. В раздевалке стали искренне целоваться, распалились, и в парную, на нижнюю полку, решив, что я буду снизу, ведь она худенькая, прям цветочек! И что? Ворвались в парную как самолет на своих фантазиях, а на нижней полке банщик в тулупе храпит, причем посвистывая...
Везунчик - вот и не косой!
Сегодня был у офтальмолога - все нормально, все по возрасту. Одно удивило: врач сказал, что у меня был поврежден край зрачка, да так, что глаз не мог не вытечь.
Я сразу все вспомнил. Осень 1990-го года, одиночный маршрут в Приморской тайге. Сначала, отбирая пробу на геохимию, я сорвался со скалы, но удачно, правда матерился от боли в побитой голени так, что в Японии, думаю, слышали. Потом заблудился, незаметно перевалившись из одной долины в другую. На путь истинный ненароком вернул меня разъяренный медведь - от страха и бега чуть не выскочило сердце. Не мудрено, что от всего этого я припозднился, и темной уже ночью в еловом лесу наткнулся глазом на ветку, и боль прошла лишь наутро перед следующим маршрутом...
Из "Войны в "Стране Дураков":
...Маршрут в приморской тайге! Это что-то! Сколько раз слезы навертывались на глаза, когда я намертво застревал в подлеске, густо переплетенном лианами лимонника и прочей ползучести. Тайга схватывает расползшиеся ноги, вывернутые руки и шею, грызет компасную кобуру, отрывает полевую сумку и присваивает молоток. И все, что ты можешь сделать — это сдаться на милость победителю минуты на три, и лишь потом он выпустит тебя из своей ловушки, чтобы через несколько десятков метров снова играючи поймать, но уже в буреломе или болоте.
Маршрут в приморской тайге... Да это невозможное дело! Особенно вдали от ручьев и речек. Разве можно заниматься геологией, когда каждую минуту ты должен определять по карте свое положение на местности? Стоит отвлечься на прослеживание какой-нибудь рудной зоны, и ты заблудился! И надо лезть на ближайшую сопку, потом, когда выяснится, что с нее ничего не видно, возвращаться на то место, положение которого на карте ты знаешь или вовсе на исходную точку. Или просто наугад наносить точки наблюдений на карту.
А энцефалитные клещи! Со всех кустов они сыплются на тебя десятками, если не сотнями. Целым их отделениям удается проникнуть к твоему беззащитному телу и они, в жадном восторге предвкушения крови, начинают возбужденно бегать по груди, спине, голове. И тогда надо раздеваться, брать в руки карманное зеркальце и снимать с себя этих ненасытных паразитов! Однако через неделю таежных маршрутов ко всему этому безобразию привыкаешь, перестаешь осматриваться сначала ежечасно, а потом и ежедневно и тогда клещи вгрызаются в тебя сначала по самые уши, а потом и по самую задницу...
Зато берега Японского моря неописуемо красивы. Обрывистые, покрытые кучерявыми дубовыми рощами... Причудливые скалы... Искрящиеся слюдяные пляжи... Лиманы, полные рыбы...
На море мы ставили палатки на их перемычках, купались, ныряли за гребешками, а бархатными вечерами прогуливались с девушками по уютным лунным пляжам. Однажды днем, накупавшись до изнеможения, я заснул под скалой на теплом песке. И спал, как, наверное, спят в раю, глубоко и безмятежно. А проснувшись, увидел милое, любящее и любимое лицо Марины... Я не верю, что испытанное мною тогда, хоть кто-нибудь испытывал на седьмом небе.