Рассказы и повести
Шрифт:
Она сказала:
— А почему я первая? Пускай вперёд Лёша скажет. И всё!
И она снова села подле мамы и давай расплетать шерстяные косички, которые она только что старательно заплетала.
Мама повернулась к Лёше:
— Что ж, твоё слово, сын!
Лёша поднялся, засунул руки в карманы и стал ходить взад и вперед по комнате широким, размашистым шагом, как папа. Потом он остановился перед мамой и сказал:
— По-моему, вопрос ясен. Тебе надо ехать, факт! А мы тут управимся. Если
Мама улыбнулась, а Таня сморщилась:
— Такой солёный был, что до сих пор во рту противно!
— А зачем ты солила? — сурово спросил Лёша. — Кто тебя просил!
— А почему ты не сказал, что уже солил?
— Ладно, будет вам, — сказала мама и повернулась к Тане: — Ну-с, дочура, а ты что скажешь?
Таня молчала. Она растерялась и не знала, что сказать. Вот так Лёша! Выступил, называется!
— Танюша, поскорей, — сказала мама, — а то спать пора.
Таня встала и тоже начала ходить по комнате.
— Я сначала думала не так, — сказала Таня, — потому что без мамы нельзя. Как мы это будем без мамы, я себе даже не представляю.
— Ну да, — сказал Лёша, — вас надо ещё с ложечки кормить!
— При чём тут «с ложечки»? Я знаю, мама, тебе надо ехать — и всё. Чтобы ты поправилась. Чтобы у тебя сердце не билось.
Она подбежала к маме, обняла её и стала стискивать изо всех сил:
— Мамочка, миленькая, не уезжай!.. Нет, уезжай, уезжай! И приезжай вот такая толстая, вот такая…
Мама сказала:
— Танюша, пусти! Ты меня раздавишь!
— Пускай раздавлю, пускай!.. — Таня всё тормошила маму.
— Танька, перестань! — сказал Лёша.
— А ты чего?
Таня отпустила маму, обернулась к Лёше и вдруг как толкнёт его на диван! Лёша с размаху плюхнулся на диван так, что старые пружины жалобно загудели. Все засмеялись. Потом мама поправила волосы, натянула на плечи платок и сказала:
— Я думаю вот что… Я думаю, мы ещё попросим кунцевскую бабушку у нас пожить эти две недельки. Всё-таки я буду спокойней.
— Правильно, бабушку! — обрадовалась Таня.
Она очень любила бабушку.
— Даёшь бабушку! — крикнул Лёша. — Да здравствует бабушка!
На этом семейный совет и закончился. Решение было принято единогласно: маме в «Зелёный шум» ехать.
Глава четвертая
ДОРОГАЯ МАМА!
Кунцевская бабушка, папина мама, была старенькая. Один раз Тане вздумалось пересчитать все морщинки па бабушкином лице. Считала-считала — вдруг бабушка улыбнулась, и морщинок сразу стало вдвое больше.
— Бабушка, не надо смеяться, — сказала Таня, — а то я сбиваюсь.
— И, внученька, — сказала бабушка, — всё равно не сочтёшь.
Она приехала в четверг, пятнадцатого. В пятницу, шестнадцатого, мама уехала в санаторий. А в субботу, семнадцатого, Таня уже сидела за своей половиной стола и писала маме письмо. Она обещала писать маме каждый день.
Она выбрала в пенале самую лучшую ручку, самое новенькое перышко и теперь старательно выводила буквы, чтобы маме понравилось её письмо.
Таня ещё никогда не писала писем. Это дело не простое. Надо, чтобы ни одной кляксинки не было. Надо знать, где поставить точку, где запятую, где восклицательный знак, где вопросительный… Надо знать, как перенести слово, если не помещается.
Таня сидит и пишет:
«Дорогая мама! (Тут можно восклицательный.) Пишу тебе письмо. (Тут можно точку.) Лёша пошёл за хле- (тут надо перенести, а то не поместится) бом. Бабушка пошла в мага…»
— Дзинь! — затрещал звонок в коридоре, словно закончил слово.
Таня осторожно положила перо и пошла открывать:
— Лёша, ты?
— Не совсем.
Как это — не совсем? А, я знаю, это Стасик, да?
— Он самый!
Таня отперла дверь. Перед ней стоял Стасик — Лёшин товарищ. Он толстый, у него светлые, почти белые, как на зубной щётке, волосы. И растут они так же — щёточкой.
Бью челом, — сказал Стасик. — Где боярин Алексей?
— В булочной. Сейчас придёт.
— Так. Ясно-понятно.
Стасик прошёл в комнату. На нём зелёная гимнастёрка и широкий ремень, наверно, отцовский. На боку висит маленький настоящий фотоаппарат.
— Стасик, знаешь, сними меня! — сказала Таня.
— Сейчас освещение неподходящее, — сказал Стасик. — Светосила не та. Завтра. Нет, и завтра тоже нет: завтра весь наш отряд уезжает.
— Куда?
Стасик нашёл на Лёшиной половине стола старинную монету и стал её разглядывать:
— Куда, говоришь? По особому заданию, вот куда.
Но Таня не поняла:
— По какому «особому заданию»?
Стасик положил монету, поднял указательный палец и с важностью произнёс:
— Ар-хео-ло-ги-че-ские раскопки!
— Чего? — переспросила Таня.
— Я ж тебе сказал: раскопки. Разве тебе Лёша не говорил?
— Ничего не говорил… Это копать, да?
— Да. Именно что.
— А… он тоже поедет?
— Конечно, — сказал Стасик. — Ведь он у нас главный заводила.
— Никуда он не поедет! — сказала Таня. — Ничего он не поедет! — Ей сразу захотелось заплакать — это было слышно по голосу, но только она стеснялась Стасика. — А что вы будете копать? Клад, да?
— Именно что клад, — засмеялся Стасик. Тут снова раздался звонок: дзинь! Таня опять побежала к двери: