Рассказы и повести
Шрифт:
Со стороны Дорохина против Воронцова и Коростылева был предъявлен гражданский иск о возмещении убытков, вызванных лечением в результате аварии.
Дело было направлено в суд. Виновные понесли заслуженное наказание.
Ну а те, кто помог раскрыть преступление, с кого началась вся эта история?
Добрые дела не должны оставаться неотмеченными. И поэтому я, еще до окончания предварительного следствия, направил в городской отдел народного образования представление, в котором выражал благодарность дозорным «голубого патруля» за их деятельность по
Майские праздники многие горожане по традиции проводили на Берестене. В эти дни открывался сезон на лодочной станции, начинали работать разные аттракционы. В тот год Первомай особенно радовал хорошей погодой. Светло-зеленая дымка окутала деревья и кустарник вокруг озера, в траве желтели цветы. На гулянье у воды собралось народу более обычного. Люди радовались весне, солнцу. И тому, наверное, что Берестень по-прежнему встретил их своей хрустально-голубой водой.
Мы с женой тоже пошли к озеру. Увидел я там и супругов Бабаевых с сынишкой. У нас с учителем невольно возник разговор о недавних событиях.
– Знаете, Захар Петрович, какая у меня мечта,– признался Олег Орестович.– Чтобы у нашего «голубого патруля» не было дел. Я верю, что настанет время и в сознании каждого человека крепко-накрепко укоренится: вода, деревья, воздух – это часть его самого. Калечить природу – все равно что вредить самому себе. Как сказал поэт Василий Федоров: природа и сама стремится к совершенству, не мучайте ее, а помогите ей…
Мы гуляли по берегу, а я думал о мечте Олега Орестовича.
Красивая мечта!
ПРЕЗУМПЦИЯ НЕВИНОВНОСТИ
На конференцию гособвинителей области меня пригласили недели за две. Просили выступить, поделиться опытом. Это было почетно и хлопотно. Как всегда в таких случаях, не хватало одного дня. Ночь перед отъездом в Рдянск я почти не спал – писал доклад, хотя читать его с трибуны не собирался.
Несмотря на усталость и недосыпание, я уезжал из своего Зорянска в приподнятом настроении. Конференция – событие не частое. В какой-то степени праздник.
Жена отутюжила мой форменный костюм, сложила в чемодан все, что было необходимо командированному. На вокзал я отправился вычищенный, накрахмаленный. Даже пуговицы на моем форменном пиджаке сверкали, словно позолоченные. Тоже работа жены.
О билете позаботился заранее. На этот поезд, по давно заведенному порядку, для Зорянска бронировалось двадцать мест. Провожал меня только шофер. На дворе завывала метель. Но настроение от этого не испортилось. Пожалуй, наоборот. Люблю ехать в поезде, когда непогода. В вагоне тепло, уютно.
До прихода поезда мы со Славой – шофером – коротали время в станционном буфете, попивая обжигающий крепкий чай.
– Ну и метет сегодня,– сказал шофер.– К вечеру обещали похолодание. В такую погоду хорошо завалиться на полку и поспать.
– Не поспишь. Ехать-то всего ничего…
Объявили мой поезд. Я подхватил чемоданчик и в редкой толпе пассажиров нырнул в снежную круговерть.
Славе сказал, чтобы он сразу шел в машину. Но шофер, поглубже натянув шапку-ушанку и спрятав руки в карманы куртки, так и проторчал на перроне, пока не тронулся состав. Разглядеть что-либо в летящем наискось снеге было трудно…
Я подумал, хорошо, что отговорил жену провожать меня. Даша тоже дождалась бы отхода поезда. И еще некоторое время шла бы рядом с движущимся составом…
В вагоне тепло. Даже жарко. Видимо, поездная бригада знала прогноз о похолодании. На улице лютовала непогода, а тут – чистая, обжитая за несколько часов обстановка, с запахом еды, ледерина, угольной печки и еще чего-то, что именуется одним словом – дорога. Я предвкушал, как растянусь на полке с газетами и журналами. Может быть, даже вздремну. Или посижу у окна, бесцельно наблюдая за лесами, деревеньками и поселками, проплывающими мимо…
– Категорически вас приветствую, товарищ Измайлов. Тоже едете? Куда?
– В Рдянск.– Я переложил чемодан из правой руки в левую, чтобы поздороваться с попутчиком.
Это был Горелов, директор совхоза «Коммунар», с которым мы не раз встречались по службе. Мы не были близко знакомы, но я был рад, что нашелся хоть один знакомый попутчик. Директор стоял в коридоре против дверей моего купе, но оказалось, что он расположился в соседнем. Обстоятельство, искренне огорчившее его. Он даже намеревался тут же уладить с проводником его или мое переселение, чтобы ехать вместе. Но я сказал, что несколько часов пути этого не стоят.
– Действительно,– согласился он.– Можно будет посидеть у меня или у вас.
В моем купе был только один пассажир. Мужчина лет тридцати восьми. Традиционные в таких случаях любезности. С его стороны – гостеприимство на правах чуть ли не хозяина, с моей стороны – новенького. Так всегда. Через каких-нибудь четверть часа я тоже обживусь, и если кто-нибудь подсядет в пути, то и для меня будет сначала как гость.
Я повесил пальто на вешалку. Сосед скользнул взглядом по знакам отличия в петлицах моего форменного пиджака. Но большого любопытства не проявил. В те давние послевоенные годы, когда прокуроры носили погоны, форма производила больше впечатления. Теперь же нашего брата частенько почему-то принимают за работников связи, железнодорожников…
Мое место – внизу. Я положил на столик газеты. Мужчина предупредительно подвинул в сторону книгу, распечатанную пачку «Столичных», взял в рот сигарету и посмотрел на меня вопросительно.
– Курите, курите,– кивнул я.– Сам не курю, бросил, но к дыму привычный.
– Я закурю,– сказал он, щелкая зажигалкой.– А то в коридоре сейчас толкотня…– Он посмотрел на часы. На нем был цветной свитер, синие брюки в полоску, изрядно помятые от дорожного сидения и лежания, и замшевые ботинки. Интеллигентное лицо. Такие часто бывают у артистов, художников, журналистов: вольность в прическе, едва насмешливый взгляд с проскальзывающим превосходством.