Рассказы и сказки
Шрифт:
– Сними.
– Не сниму.
– Простудишься!
Фёдор раскрыл свой чемодан и достал широченные синие брюки, раза в два больше Вовки.
– Вот, - сказал он.
– У вас чемодан зашит, чехол пороть надо. Пускай он пока в моих.
Двинулись на посадку. Вовка шёл впереди всех, из брюк торчала одна его голова.
Необъятные штанины стреляли на ветру парусами.
Подошли к пароходу, огромному, как дом. Над чёрным высоченным бортом его торчали жёлтые мачты, поверх белой надстройки дымила широкая труба с красной полосой, на борту золотыми буквами было написано: "Комсомольск".
Вовка поднялся по трапу на палубу. В лицо ударил солёный, с водяной пылью ветер.
В МОРЕ
Каюты, в которых разместили их, оказались в разных концах парохода.
Маме с Вовкой каюта попалась маленькая, с низким потолком и двумя круглыми окошками-иллюминаторами.
Уу-уу!
– заревел пароход, забухал машиной и медленно, тяжело отвалил от причала.
В море его сразу же стало качать. За стеклом иллюминатора запрыгали чёрные волны. Крупные капли дождя лениво ползли по стеклу.
Стемнело.
К маме пришли Фёдор и Борис Павлович.
– Э-э, да ты укачался, - сказал Фёдор и потрогал Вовкин лоб.
Вовка лежал бледный и сосал уголок подушки.
– Дождь-то какой!
– сказала мама.
– Прямо ленинградский.
– Да, летом здесь всегда дожди!
– объяснил Борис Павлович.
– Я слышал такую историю. Пришёл однажды сюда пароход. Простоял в гавани два дня, и два дня лил дождь. Пароход ушёл и вернулся через год, снова на два дня. И снова дождь. Капитан корабля был шутник. На вопрос, как ему понравилась Совгавань, он теперь отвечает: "Чудесный край! Только дождь, который шёл там два года назад, до сих пор не прекратился!"
– Ничего, - сказал Фёдор.
– Люди живут.
Мама внимательно посмотрела на него:
– Живут, потому что помогают друг другу.
Фёдор нахмурился.
– Вы опять?
– сказал он.
– Что?
– не расслышал Борис Павлович.
– Я говорю о племяннике Фёдора Сергеевича, - сказала мама.
– О мальчике, который приютил в Иркутске Вову.
– А-а, помню: приютил, а сам оказался вором?
– Он положил его на свою постель, а сам спал на полу... Я убеждаю Фёдора Сергеевича выписать мальчика на Камчатку.
– Простите, - сказал Борис Павлович, - если вас интересует моё мнение, я выскажу его. Я тоже убеждён, что неисправимых людей нет. Справиться с мальчиком не сложно. Но мне кажется, что заниматься детьми, подобными ему, должны специальные учреждения - интернаты, колонии. Там есть специально подготовленные к такой работе люди, они воспитают его лучше, чем мы с вами.
– Ничего вы оба не понимаете!
– с досадой сказала мама.
Она встала и подошла к двери. Дверь была приоткрыта. В коридоре гудели вентиляторы, в каюту вливался тёплый, с лёгким запахом масла и краски воздух.
Мама подставила воздуху разгорячённое лицо, откинула со лба растрёпанную прядь.
Борис Павлович подошёл к Вовке.
– Уснул!
– сказал он.
– Первый раз на корабле. Утром проснётся, посмотрит в иллюминатор - будто в другой мир попал.
Две постели - две койки - висели в каюте одна над другой. Когда Фёдор и Борис Павлович ушли, мама залезла на верхнюю и выключила свет.
Каюта погрузилась в темноту. Голубая фосфорная точка горела на выключателе. Мерно дрожали в такт пароходному винту стены. Койки слегка покачивались.
Пароход плыл к далёкой Камчатке.
ОРАНЖЕВЫЙ МИР
Когда на другой день Вовка проснулся, каюту качало меньше. Вовка слез с постели и подошёл к окну.
За круглым корабельным стеклом расстилался невиданный мир.
По тёмно-оранжевому небу плыли светло-оранжевые облака, оранжевое небо мигало в лучах утреннего солнца, из моря вставал оранжевый берег. Среди оранжевых кустов виднелось несколько домиков, мимо них по дороге, в клубах оранжевой пыли, бежал грузовик.
Это был оранжевый мир.
Не в силах вымолвить ни слова, Вовка перебрался к другому окну.
Волшебный мир исчез. Небо стало голубым, море - синим, берег зелёным и жёлтым.
Вовка протёр глаза, однако ничего не изменилось. Тогда он вернулся к первому окну - и мир снова стал оранжевым.
Тут Вовка присмотрелся к стеклу и понял: старое толстое стекло было мутно-жёлтым.
Вовка постучал по нему пальцем.
УЖАСНО ОПАСНЫЙ КАМЕНЬ
После завтрака все вышли на палубу. Ветер утих, море успокоилось.
Пароход, описывая широкую дугу, огибал приземистый зелёный мыс.
– Проходим остров Сахалин!
– сказал Борис Павлович.
Полоса жёлтого песка, поросшего зелёным кустарником, надвинулась на "Комсомольск" и вновь отступила.
– А вон там - Япония!
– Борис Павлович показал рукой вправо, где в мутном небе медленно двигалось солнце.
Море лежало тихое, такое же мутно-серое, как небо.
Сколько Вовка ни поднимался на цыпочки и как ни вытягивал шею, никакой Японии он не увидел.
Наконец справа показалась чёрная точка - одинокая скала, лежащая посреди пролива.
– Это Япония?
– спросил Вовка.
– Нет, - сказал Борис Павлович, - это Камень Опасности. Об этот камень разбилось много кораблей. Он на морских картах прямо так и называется...
– Вы о чём?
– вмешалась в разговор мама.
– Видишь камень?
– понизив голос, доверительно сообщил ей Вовка.
– На него все пароходы наталкиваются. Ужасно опасный камень!
Мама удивлённо подняла брови и смотрела на чёрный камень до тех пор, пока он не скрылся за горизонтом.