Рассказы и сказки

Катаев Валентин Петрович

– Ладно, иди. Но смотри у меня, не лодырничать! - сказал производитель работ, грозя ему пальцем. - Постой: я сейчас напишу служебную записку, чтобы тебя не задержали. А еще лучше - возьми на плечо сваю и, если спросят, скажи, что производитель работ послал переменить бракованную сваю. И не шататься по территории порта!

Стрельбицкий завалил на плечо сваю и пошел отыскивать склад номер шесть, испытывая странную уверенность, что приказание прораба не шататься по территории порта означает именно разрешение шататься со сваей на плече по всей территории порта, если это ему надо. Склад номер шесть Стрельбицкий нашел без труда и сразу увидел Яковлева. Вернее сказать,

он его сразу узнал по некоторым заранее условленным признакам, так как до этого дня никогда с ним не встречался. Сторож Яковлев сидел на каменном фундаменте пакгауза, в коротком облезлом кожухе без рукавов, надетом прямо на голое тело. Прислонив к стене свою берданку, он как раз в это время посыпал солью из тряпочки янтарный кочан вареной шпонки, собираясь обедать. Стрельбицкий узнал его именно по кожуху с обрезанными рукавами.

– Хлеб-соль! - сказал Стрельбицкий, опуская на землю сваю.

– Спасибо. Проходи! - сурово сказал сторож. - Останавливаться строго воспрещается.

– Вы, часом, будете не Яковлев?

– Ну - Яковлев. А что надо?

– Кланяется вам Софья Петровна...

– Седайте, - сказал Яковлев, тотчас вытирая место рядом с собой полой кожуха. - Пшонки не угодно?

Стрельбицкий сел.

– Не откажусь.

Яковлев разломил длинный упругий кочан, посолил и подал Стрельбицкому лучшую, "молодую" половину:

– Кушайте, прошу вас.

Стрельбицкий проголодался. Он с удовольствием взялся за твердоватый кочан, сгрызая зубами крепкие, как бы даже деревянные, но вместе с тем сочные, сладковатые граненые зерна кукурузы. Половинка кочана, протянутая ему на черной ладони, сказала Стрельбицкому гораздо больше, чем могла сказать любая условная фраза. Некоторое время они молча жевали, как люди, давным-давно знакомые друг с другом. Жгучее солнце стояло почти над головой, и их слитая тень лежала на сияющей мостовой, резкая и густая, как разлитые фиолетовые чернила.

– Так вы говорите, - кланяется Софья Петровна? - наконец сказал Яковлев, бросая голубям огрызок своего кочана.

– Ага, - кивнул головой Стрельбицкий, все еще продолжая жевать.

– А я скорей всего ожидал, что Гавриил Семенович передает привет, тонко прищурившись, заметил Яковлев.

– Это само собой, - ответил Стрельбицкий, строго посмотрев на простодушное, сильно попорченное оспой синеглазое лицо старика.

– А вы сами кто будете? - сказал Яковлев. - Что-то мне ваша личность как будто знакомая. Вы, случайно, не работали лет шесть до войны в исполкоме нашего Воднотранспортного района?

– Это не важно, - сказал Стрельбицкий.

– Ну, так я вас знаю, - улыбнулся старик. - Сперва не признал, а теперь вижу, что это действительно вы. Платон Иванович Стрельбицкий, верно?

Стрельбицкий нахмурился.

– Ничего, - добродушно продолжал Яковлев. - Это не имеет... Нехай это будете не вы, товарищ Стрельбицкий! А мы вас уже давно поджидаем. Днями меня вызывал один хороший человек к себе, в "Жорж", и попросил кое-что подготовить для вас.

В это время в сопровождении офицера мимо прошел взвод румынских солдат, - по-видимому, смена караулов. Стрельбицкий сделал движение отодвинуться от Яковлева и вскочить, но старик потянул его за руку вниз:

– Сидите, сидите! Нехай себе проходят. Вы думаете, они что-нибудь соображают?

Вяло и не в счет шаркая башмаками по мостовой, солдаты прошли мимо и скрылись за углом.

– Ни черта они не соображают, - с презрением сказал Яковлев. - До тех пор, конечно, пока мы им хорошенько не наступим на хвост, - тогда они станут кое-что соображать. Завоеватели! -

прибавил он и сердито плюнул. - Так слухайте, - сказал старик, успокоившись, - наших людей тут работает до двадцати человек. Я говорю, конечно, только за тех, которые находятся на учете в организации товарища Черноиваненко и с кем у меня установлена прямая связь. Видать, есть еще порядочно людей из других отрядов, но с ними связи пока что не имеется. Ввиду того, что товарищ Черноиваненко нацеливает нас в первую очередь на срыв перевозок, я передал людям боевой приказ, и они все под разными предлогами постарались перевестись в артели грузчиков, а также на перешивку железнодорожной колеи.

– Правильно, - сказал Стрельбицкий.

– Так что вы их всех можете найти либо на Нефтяном пирсе, где сейчас аккурат идет перешивка колеи, либо где-нибудь среди грузчиков на Потаповском или Андросовском молу. Там, по-моему, уже работают двое ваших. Одного я даже лично знаю: Леонид Миронович Цимбал. А другой - вроде Серафим Иванович Туляков, но не ручаюсь. Может быть, и не он. По всему видать, что товарищ Черноиваненко таки крепко взялся за порт. Теперь дело должно пойти на полный ход... А вы где устроились, Платон Иванович? Как я вижу по вашей свае - на строительном участке по восстановлению оторочек Платоновского мола? Только знаете, что я вам скажу? Вы туда напрасно подключились. Там дело идет своим порядком. Крепко поставлено! - Яковлев округлил свои синие наивные глаза и усмехнулся. - Не могу вам сказать, какая именно организация там работает, потому что сам не знаю. Но думаю, что это непременно люди товарища Дружинина. Я за ними уже наблюдаю десятый месяц, а они до сих пор топчутся на одном месте. Нет, это не иначе как работа Дружинина! Такого красивого саботажа я уже давно не видел. Это вам Лимонов посоветовал носить сваю?

– Кто это - Лимонов?

– А как же, их производитель работ - Лимонов. Толковый человек! Понимает, что к чему. Для вас эта свая все равно как пропуск. Раз несете на плече сваю, значит, идете по делу. Можете с ней ходить по всей территории вас никто не остановит. Вы обратили внимание, какую он у себя на участке устроил рационализацию? Как орудует, а? И главное, под самым носом у капитании. Отчаянный мужичок! Никак все же не пойму, как он действует: от Дружинина или сам по себе.

– Вы думаете? - спросил Стрельбицкий.

– Да, безусловно! Десять месяцев восстанавливают - и до сих пор восстановили, дай бог, какие-нибудь пятнадцать погонных метров. Герой!

И Стрельбицкий вдруг совершенно ясно понял значение всех действий шумного производителя работ: его грубых окриков, его "перекуров", его стремительной беготни по фронту работ, наконец, выражения его красного, потного лица - решительного до отчаяния и вместе с тем тайно испуганного, как у человека, который бежит по узкой доске над пропастью, сам ужасаясь своей дерзости.

III

– Теперь слушайте еще одну вещь, - сказал Яковлев, немного понизив голос. - Сегодня ночью из Констанцы пришел ихний пароход "Фердинанд" с боеприпасами для фронта. Ко мне утречком специально по этому поводу забегала Марья Трофимовна Савицкая, машинистка из управления порта, - вы, наверное, знаете, - тоже наш человек, состоит на учете у товарища Черноиваненко. Пароход будет разгружаться у Потаповского мола, а потом пойдет в Карантинную гавань на погрузку зерном. На разгрузке вряд ли можно что-нибудь сделать, поскольку Марья Трофимовна узнала, что перегрузка боеприпасов с парохода в вагоны будет производиться солдатами, а на погрузку зерна надо срочно перебросить наших людей. Какие будут ваши приказания?