Рассказы из сборника 'Отступление'
Шрифт:
Красный командир, не отпуская моего плеча, поговорил с сотрудником Чека, и тот со вздохом произнес:
– Я могу дать тебе только одного человека. Надеюсь, что он не заснет по пути к дому.
– И ружье!
– крикнул я.
– Мне нужно ружье. Не забудьте дать мне винтовку!
Военные вначале с сомнением взглянули на меня, а затем обменялись вопросительными взглядами.
– Ему уже шестнадцать, - сказал командир.
– Не волнуйся, - произнес чекист, - мы дадим тебе винтовку. А теперь,
– Хорошо, - ответил я, хотя слезы продолжали катиться по моим щекам. Не обращайте внимания. Где ружье?
Чекист отдал мне свою винтовку и подозвал красноармейца.
– Отправляйся с этим парнишкой, - сказал он.
– Там надо навести порядок. Молодой человек знает, что надо делать. Да перестань же ты реветь... Как тебя, кстати зовут?
– Даниил, - ответил я.
– И я вовсе не плачу. Большое вам спасибо.
И мы отправились в путь. Красноармеец и я. Мой сопровождающий был очень высоким, широким в плечах человеком. И почти таким же юным, как я. Он шел, почти смежив веки, а вокруг обеих глаз у него были огромные синяки, как будто его кто-то ударил.
– Да здравствует революция!
– прокричал мне вслед командир.
– Да здравствует товарищ Ленин!
– Да, - откликнулся я.
– Жутко хочу спать, - сказал красноармеец.
– Готов завалиться прямо на землю.
Вернувшись в дом Кирова, я застал там только своих родственников. Они молча топтались вокруг тела дяди Самуила. Сара и Рахиль лежали ничком на полу. Обе женщины были прикрыты взятыми у Кирова одеялами. Рахиль рыдала, а Сара лежала тихо и неподвижно, прижимая к себе ребенка. Бандиты исчезли.
– Где они?
– спросил я, едва переступив через порог.
– Где вся эта семейка?
Отец посмотрел на винтовку в моих руках и сурово спросил:
– Зачем тебе ружье, Даниил?
– Где эти Кировы?!
– выкрикнул я.
Папаша покачал головой. В его глазах уже можно было увидеть туманное отражение Бога и ангелов.
– Говорите! Говорите же!
– кричал я.
– Их здесь нет, - ответил папаша.
– И это все, что я могу тебе сказать. Больше они нас никогда не побеспокоят. Нашим бедам пришел конец. Господь наказал нас, и этого достаточно. Мы же никого не вправе наказывать.
– Ты - дурак!
– завопил я.
– И будь ты проклят!
– Послушайте, - сказал красноармеец.
– Я жутко хочу спать.
– Мама!
– обратился я к матери.
– У меня - винтовка. Скажи, куда они подевались?
Мама вопросительно посмотрела на отца, а тот в ответ отрицательно покачал головой. Тогда мама взяла меня за руку и сказала:
– Они прячутся в подвале нашего дома. Шесть человек. Старик не мог бежать, у него болят ноги. Я говорю о старике Кирове.
– Какой стыд!
– выкрикнул отец.
– Что ты делаешь?
–
– спросил я у мамы.
Мама ответила мне утвердительным кивком головы.
– Пошли, - сказал я красноармейцу.
Мы быстро скатились по ступеням крыльца и перебежали на противоположную сторону улицы к нашему дому. В кухне я нашел свечу. Красноармеец её зажег и стал освещать мне путь. Я распахнул дверь подвала и спустился вниз. Там, прижавшись спиной к стене и скорчившись, сидели шестеро мужчин. Четверо из семейства Кировых, их родственник по жене и бандит, зарезавший штыком дядю Самуила. Штык все ещё был в руках мерзавца.
Увидев в наших руках винтовки, он отбросил штык. Клинок с сухим стуком заскользил по кирпичному полу.
– Мы ничего не сделали!
– выкрикнул Киров-портной.
– Бог тому свидетель!
– Мы спрятались лишь для того, чтобы случайно не оказаться в гуще боя, - сказал старик Киров, из его носа текли сопли, но он не обращал на это внимания.
– Мы - красные!
– заявил владелец штыка.
– Да здравствует Ленин!
– Да здравствует Ленин!
– подхватила вся шайка.
Крики резко оборвались, когда перед ними появились мои мама, папа и Сара.
Красноармеец, покачиваясь, стоял, почти закрыв глаза и едва удерживая в руках винтовку. Время от времени он зевал, широко открывая рот.
Отец, мама и Сара встали за нашими спинами. Сара прижимала к груди младенца, глаза у неё были совершенно сухими.
– Да здравствует революция!
– его голос в сыром подвале прозвучал тихо, и более всего походил на скрип.
– Значит, это - они?
– спросил красноармеец.
– Да, - ответил я.
– Мы ничего не сделали!
– выкрикнул Киров, тот, что портной.
– Иисус тому свидетель!
– Это не те люди, - выступил вдруг папаша.
– Здесь прячутся наши старинные друзья.
– А это что за тип?
– поинтересовался красноармеец.
– Мой отец.
– И кто же из вас говорит правду?
– спросил красноармеец, обратив на отца затуманенный от усталости взгляд.
– Старик говорит правду! Старик!
– завопил Киров.
– Мы были добрыми соседями восемь лет!
– Это - те самые люди, - сказала мама.
– Идиотка!
– язвительно бросил папаша.
– Ты ищешь на нашу голову новые неприятности. "Это - те самые люди", говоришь ты. Сегодня их арестуют, а завтра придут белые, и они снова окажутся на свободе. Ты понимаешь, что с нами будет?
– А это кто?
– зевая, спросил красноармеец.
– Моя мама.
– Это - те самые люди, - срывающимся голосом и очень тихо произнесла Сара. Казалось, что она произносит свои последние слова, чтобы после этого навсегда перестать говорить.