Рассказы капитана Мишина

Михаил Юрьевич Чурин родился в семье военного моряка. После окончания Горьковского института инженеров водного транспорта и службы в вооруженных силах ходил на судах загранплавания Беломорско-Онежского и Волжского пароходств. После этого семь лет работал в частной судоходной компании, капитан дальнего плавания. В настоящее время – декан факультета судовождения Волжского государственного университета водного транспорта, кандидат технических наук, доцент.

В последнее время очень мало предлагается книг, правдиво рассказывающих о буднях торгового флота. Поэтому рассказы М.Ю. Чурина являются его первой попыткой довести до читателя особенности флотской жизни. В рассказах-зарисовках

затрагиваются проблемы, присущие этой профессиональной деятельности.

Советник ректора Волжского государственного университета водного транспорта

В. И. Минеев

Иванов почувствовал нутром, что погода портится. Судно начинало понемногу раскачивать и слегка трясти. Он оделся и вышел из каюты. «Да, погода портится и даже быстрее, чем указывали прогнозы», – отметил Иванов. Постояв на шлюпочной палубе, подышав свежим воздухом, еще раз отметил, что ветер крепчает. Баллов шесть уже есть. Иванов поднялся на мостик, где его встретил второй помощник капитана, вахтенный Александр Иванович, молодой, но толковый штурман. Он был немного удивлен, что капитан поднялся в три часа ночи на мостик без вызова вахтенного штурмана. «Когда начала портиться?» – спросил Иванов. Александр немного замялся: «Да уж час как начало раздувать». Действительно, даже за этот короткий период времени – с момента выхода Иванова из каюты – ситуация значительно ухудшилась. Появились отчетливые гребни волн, порывы ветра усиливались прямо на глазах, отчетливо стал слышен свист в снастях, Луна ушла в набежавшие откуда-то тучи. «Ну что, надо готовиться к встряске, не правда ли, Александр Иванович?» – «Похоже», – огорченно отозвался помощник. Иванов машинально заглянул в радар: впереди по курсу в пятнадцати милях отбивала точка. Цель движения не имела. «Внимательно посматривай», – на всякий случай дал команду капитан. И в этот же момент на мостике сработала аппаратура, давая знать, что судно приняло сигнал бедствия.

Иванов встрепенулся, вся сонливость разом ушла. Указанные координаты говорили о том, что отметка на экране радара и есть аварийное судно. «Александр, поднимай старпома, готовим судно к спасательной операции», – уже другим тоном скомандовал капитан. Судно накренилось больше обычного и получило сильный удар набежавшей волны. Иванов взял трубку радиостанции, и в это мгновение они с вахтенным увидели, что на горизонте прорвался мощный луч прожектора, привлекая к себе внимание. Судно получило крен на другой борт: да, это было начало хорошего шторма, ветер срывал пену, которая отчетлива просматривалась в темноте ночи…

Капитан Иванов проснулся… и понял, что он дома в своей спальне. На стене мирно тикали часы, но все его внутренности опять переживали заново события того штормового утра. Это снилось уже не первый раз. «Надо с этим заканчивать», – подумал Иванов и включил свет – посмотреть, который час.

Капитан вызвал к себе в каюту старшего помощника Иванова: «Что вы, Сергей Николаевич, можете сказать про нашего нового повара Любу?» – «Про повара что сказать? Нечего говорить». Он сам уже несколько раз хотел доложить капитану, что на камбузе неблагополучно и каждый раз откладывал разговор по непонятным для него самого причинам. Сразу же вспомнилось, как он на прошлой неделе перед вахтой пошел на полдник и у «амбразуры» – окошечка раздатки камбуза – увидел глыбообразное, окончательно сгоревшее творение нового судового повара. Творение напоминало вулкан после его активного извержения, в верхней части «творения» также присутствовал большой кратер.

В разломах «кулинарного кратера» Иванов рассмотрел запеченное тесто розоватого цвета с вкраплениями изюма. «Как у тульских пряников», – отметил Иванов и решился все же отведать. Когда отламывал верхнюю часть «кратера», из раздатки высунулась голова повара, Люба спросила: «А вы что, его есть собираетесь?» – «Только если вы гарантируете мне жизнь», – ответил старпом. Все присутствующие в салоне команды отреагировали на этот диалог громким веселым смехом, а было не до смеха. «Да, Михаил Павлович, надо бы её отправить домой», – закончил свои мысли вслух Иванов.

– Смотрю я, какая-то она не от мира сего, про таких говорят, что у них руки не тем концом вставлены, опять-таки муж от неё ушел. Но, как я отметил, вроде бы старается. Может быть, не следует её сразу списывать, хотя не приходится ждать изменений в лучшую сторону. Что её заставило идти на флот? Всего скорее надежда на лучшее. Надо придумать такую причину, чтоб от неё избавиться, но при этом её окончательно не топить, чтоб она не поняла истинной причины. Не будем отнимать у неё надежды на лучшее, – рассуждал капитан. – Надо придумать причину и отправить её домой «по-хорошему», Сергей Николаевич, ты понял меня?» – Старпом задумался и ему стало понятно, почему он откладывал разговор: причиной была обычная жалость к человеку-неудачнику, затюканному житейскими неурядицами, тем более, что этим человеком была еще относительно молодая женщина.

Через две недели капитан опять вызвал Иванова и начал разговор с вопроса, придумал ли Сергей Николаевич причину.

– Причину я не придумал, но ситуация усугубляется, экипаж ропщет, недоволен, говорят, надоело голодать, бурду каждый раз есть. Кроме этого, вчера приходил электромеханик жаловаться – при последней приборке в салоне чуть не сожгла пылесос. Надо принимать решение.

– А я придумал, – сообщил капитан с нотками игривости в голосе. – Зови повара.

– Михаил Павлович, вызывали? – на пороге каюты появилась Люба.

– Вызывал, вызывал. Люба, ты не волнуйся, ничего страшного не произошло, но разговор будет серьезный. Смотрю я на тебя, ты стараешься, все у тебя хорошо, чисто, готовишь неплохо, экипаж тобой доволен, бывают иногда некоторые сбои, а у кого их нет. Но, Люба, есть одно «но», очень серьезное «но». Ты ведь мучаешься, тебе тяжело, я это вижу и даже знаю почему.

– Почему, Михаил Павлович? – в свою очередь уже спросила Люба.

– Люба, ты знаешь, судно у нас дальнего плавания, постоянно работаем в Северном море, а какие шторма здесь, особенно зимой, не тебе объяснять.

– Да, Михаил Павлович, постоянные шторма, – согласилась Люба.

– Ну вот тебе и причина сбоев. Качку ты плохо переносишь, не так ли, Люба? Тебе, как я вижу, необходимо переходить на другой тип судов, которые работают, к примеру, в Балтийском море, там меньше качает. Тебе же лучше будет. Ты не переживай, мы все для тебя сделаем, дадим тебе хорошую характеристику. Ну, что ты молчишь, ведь правду же я говору?

– Михаил Павлович, я уже и сама об этом думала. Да, я плохо качку переношу, вы правы, – тихо сказала Люба.

Прошел год. Сергей Николаевич стоял в коридоре пароходства перед отделом кадров плавсостава, ожидая вызова к инспектору для определения сроков посадки на судно. За спиной громко разговаривали. «А сейчас на какое судно опять посылают? Ну, что же ты на «Капитане Курове» не закрепилась? Судно новое, капитан, говорят, хороший, а самое главное, такие интересные рейсы. Что же не постаралась?» – спрашивал женский голос. Услышав упоминание о теплоходе «Курове», Сергей насторожился и прислушался к разговору. «Да я и старалась, – отвечала другая. – И знаешь, все у меня получалось: и порядок, и приготовление пищи, и команда была мной довольна. Капитан был хороший, да и старпом ничего, правда, уж слишком требовательный, но жить было можно».