Рассказы о Чапаеве. Матрос Железняк (сборник)
Шрифт:
— Ясно, — ответили клинцовские ребята.
Пока стругали ивовые палки, примеряли их — годятся ли для сабель, — пока садились на лошадей и выстраивались в ряды, наступила ночь.
Ребята помчались на конях к деревне.
А Чапаев со своими бойцами подъехал к Клинцовке с другой стороны.
Он выстрелил в темноте из револьвера и бросил вверх ракету. Ракета с шипеньем взвилась высоко в воздух и рассыпалась синими искрами.
Сонные враги выбежали на улицу и при свете ракеты увидели: скачут к ним конные с поднятыми саблями. Потом ракета погасла, и всадники
А в это время с другой стороны деревни застучал пулемет, загремели револьверные выстрелы.
Едва успели белогвардейцы схватить оружие, как на них налетели конники с Чапаевым во главе.
Белоказаки растерялись. Теперь они видели, что красные несутся на них со всех сторон.
И враги побросали оружие, начали прятаться по дворам.
Чапаев со своими пятью бойцами стал объезжать дворы и забирать пленных.
А в это время клинцовские ребята с ивовыми палками сидели уже по своим избам. Как велел Чапаев, они при первом выстреле бросились бежать в разное стороны.
Ночной разговор
Отряд Чапаева увеличивался с каждым днем. В нем было уже несколько тысяч бойцов — целая дивизия.
И стал Чапаев начальником дивизии.
А комиссаром к нему прислали Дмитрия Фурманова.
Однажды ночью пошел Фурманов проверять красноармейские посты. Он увидел посреди деревни костер и подошел поближе.
У костра сидели красноармейцы, кипятили в ведре воду и вполголоса вели разговор.
— А кто он будет?.. Из каких он, Чапаев-то?..
— Из таких, как мы с тобой. Плотник он. До войны с пилой и топором всю Саратовскую губернию обошел да всю Уральскую область. Он тут каждую деревню знает. Без карты все пути-дорожки, все тропочки до самого Урала помнит. А сам он крестьянин, бедняцкого роду, Балашовского уезда, Саратовской губернии. С малых лет работать пошел. Было ему лет двенадцать, отдали его к купцу — товар отвешивать на весах. И стал его купец учить, как обвешивать да людей обманывать. А он не хочет, купец его за это и прогнал.
— Прогнал?
— Выгнал вон из своей лавки. А Чапаев — сам знаешь, какой он, — неужто стерпит?! Он и тогда за правду стоял. Купец богатый, а Чапаев не испугался. «Жулик ты!» — говорит…
— О?!
— Купец тут от злости чуть не задохнулся. Не привык к правильному разговору. Я, говорит, знаешь что с тобой по закону сделаю? А у буржуя какой закон? «Захочу — в гроб заколочу» — вот какой у него закон. «Я тебя, — кричит купец Чапаеву, — не только из моего дома, я тебя и из села выгоню!» Василий Иванович поглядел на него да и отвечает: «А совсем с земли прогнать меня не можешь? И то ладно. А тебя, гляди-ко, выгоню, дай срок!» И вот, видно, срок этот настал!.. Вот с каких пор Чапаев вражду с буржуем ведет…
Разговор на минуту умолк.
Фурманов присел к огню на корточки, достал уголек и раскурил им свою трубку.
Один красноармеец проговорил негромко:
— Расскажи, Еремеев, про часы.
Плечистый боец в черной папахе откликнулся:
— Да ведь рассказывал уже…
— А ты еще раз расскажи. Вон товарищ, — красноармеец кивнул на Фурманова, — небось не слыхал.
Еремеев помолчал немного и потом начал:
— Было это, когда мы белоказаков выбивали из станицы Сломихинской. Не дошли еще до станицы — ранили меня в голову. Минут десять я, должно быть, без памяти пробыл. Ну, а потом сделали мне перевязку, взял я винтовку, опять пошел вперед. Иду, а сам шатаюсь. Погляжу на небо — солнце мне черным кажется.
— Ослабел, значит?
— Ослабел. И не то чтоб от боли, а скорей всего — много крови потерял. Да. Иду, шатаюсь. Подпираюсь винтовкой. Долго ли шел, и не помню. Гляжу — Чапаев передо мною. «Ты куда? — спрашивает. — Тебе в госпиталь надо, отдыхать, рану залечивать». Поглядел я на Василия Ивановича, и вроде веселей мне стало. Отвечаю я ему громким голосом: «Нет, говорю, товарищ Чапаев, отдыхать мне еще не пора». Глянул он на меня, помолчал. Потом вынимает из кармана часы и подает мне: «Носи! Помни Чапаева». Я заробел было, не беру часов: «Что ты, Василий Иванович! Часы тебе самому нужней…» А он как осерчает: «Бери, говорю, заслужил награду! А Чапаев своего слова никогда не менял!»
— А дальше? — спросил Фурманов.
— Что ж дальше… Взял я часы, пошел в бой.
Вода в ведре закипела. Еремеев вынул из костра жженую хлебную корочку и бросил ее в ведро — заварил чай.
— А давно ты знаешь Чапаева? — опять спросил Еремеева Фурманов.
Давно. Да по всей земле пройди — небось везде его знают. Про Чапая слава далеко идет.
Один из красноармейцев зашевелился у костра и сказал:
— Чудно мне другой раз покажется: такой же вот простой человек, как мы с тобой, а смотри, чего достиг.
— Простой-то он простой, а все ж таки особенный. Я по своему званию плотник. И Чапаев плотник. А выходит: таких, как мы с тобой, много, а Чапаев — один.
Еремеев замолчал.
Фурманов курил и думал о Чапаеве: любят и уважают его бойцы. Да и не только бойцы, а и крестьяне, все население. Поговорит крестьянин с Василием Ивановичем и сразу увидит, поверит: побьет Чапаев белогвардейцев! Выступит Чапаев с речью — все кругом затихнет. Как будто и обыкновенные, простые слова говорит, а слушают его так, что боятся дышать громко.
Любит народ своего героя.
Молодой красноармеец перебил думы Фурманова:
— Вчера подивился я на Чапаева, как он вышел в круг плясать. Пояс на себе поправил, шашку подхватил да как пойдет! Только шпоры звенят да папаха назад валится.
— За то и люб он бойцам, — ответил Еремеев. — Сегодня он из одного котелка с тобой похлебает, под гармонь вместе спляшет, а завтра в бой поведет — гроза-командир. И тут уж ему слова напротив не скажешь. Да и что говорить! С ним идешь — не боишься. Знаешь, что у Чапаева все обдумано, все рассчитано да на карте размерено. Ошибки у него в бою не бывает.