Рассказы о Данилке
Шрифт:
– А я все съись могу, и мамка мне не указ, - хвастает он и с отчаянной бедовостью запускает руку в ягоду, горстью ссыпает ее в рот, с преувеличенным наслаждением жует. Пацаны наваливаются на ягоду. У Данилки собирается слюна во рту, и он тоже запускает руку в туесок, утешая себя мыслью, что в туеске не убудет, и он еще доберет до верху. Какое еще время! Во-он солнышко-то где, над маковкой. До вечера целый день еще.
Едят горстями мальчишки, будто воду пьют, и всяк свою ягоду нахваливает. Забивают рот пахучей сладостью, давят ягоду языком,
В лукошках быстро убывает. Вот и донышко показалось. Мальчишки - эх, была не была!
– доедают остатки.
Наелись, пить захотели.
Жар полдневный раскалился. Зной томит.
В укромном месте позванивает ключик. Трава вокруг влажная, ярко-зеленая, солнцем не обожженная.
Дед Савостий пьет из ладоней, зачерпывая светлую струю. Мальчишки кто ртом хватает, кто через дудку тянет.
– Скусней водицы этой нету на свете, - улыбается дед.
– Скусней всяких напитков-наедков сладких.
Пьет он долго, с наслаждением, крякает, утирает усы и бороду и опять пьет. Глаза его радостно светятся. Он озирает добрым взглядом мальчишек, окоем, струящийся знойным маревом, поспевающие поля, и лицо его светло и благостно.
Мальчишки пьют до ломоты в зубах. А потом разваливаются в тенечке под калиной.
Высоко-высоко в небе, возле самого солнышка, заливается жаворонок. Струится марево над степью, далеко на окоеме висят прозрачные голубые горы. Данилка там не бывал ни разу.
Отец все обещает взять с собой: как только разделается с колхозами, так поедут в горы. Данилка с нетерпением ждет того дня, но отец занят работой и никак не может выкроить время на поездку.
По дороге вяло тянется подвода. На телеге, по-бабьи вытянув ноги вперед и закутав от жары голову платком, сидит девчонка. Опрокинувшись навзничь, спит старик. За телегой, будто привязанная, у заднего колеса бредет собака. Мальчишки провожают глазами телегу и завидуют: едут куда-то люди! Далеко куда-то, может быть, за моря-океаны, в счастливые страны! Что там, за синь-морями? Свет велик и удивителен! Вот бы посмотреть все!
– Эй, дед, чеку потерял!
– кричит вдруг Ромка.
Старик вскидывается, ошалело глядит на колесо. Мальчишки хохочут. Дед грозит кнутом:
– Арестанты, язви вас!
Хлестнул лошадь, укатил.
Неожиданно раздается заполошный птичий гвалт. На опушке леса появляется слепо летящая сова, а за ней стая воробьев, синиц и еще каких-то разъяренных пичужек.
Сова незряче налетает на сучья, шарахается в сторону, бьется о стволы, наконец судорожно цепляется за ветку. Хлопая огромными желтыми лешачьими глазами, вертит головой.
– Бей ее!
– орет Ромка и швыряет в сову палкой.
– Бей!
– азартно подхватывают мальчишки.
– Стойте, мазурики!
– прикрикивает дед Савостий.
– За что бить-то! Что она вам изделала?
Мальчишки не знают, что им сделала сова.
– Вот то-то!
– укоризненно говорит дед.
– Содом подняли, а чего и зачем - не знаете.
Дед Савостий кивает на колготящихся птиц.
– Они сами разберутся. Это ихняя свара.
Воробьи да синицы тем временем загнали сову обратно в лес, и шум стих.
– Она птенцов из гнезд таскает!
– упрямится Ромка.
– Она больше мышей-полевок жрет, - поясняет дед.
– Значица, человеку помогает, потому как мыши весь урожай свести могут, ежели расплодятся. А ежели она каких пташек ловит, то, значица, землю от заразы очищает. Выходит, опеть человеку помогает. Господь бог, он каждой твари свое предназначение дал. А как же! Все продумал, все рассчитал. А человек, он сдуру-то полезную тварь сгубить могет.
Сидит дед на пенечке, рассказывает мальчишкам, как на земле все разумно, все одной цепочкой связано, потому думать надо, прежде чем замахиваться хоть на сову, хоть на муравья, хоть на волка иль на червяка распоследнего. Внимают мальчишки дедовой науке, откладываются рядком в голове его слова, и уже другим глазом смотрят на землю, на живность разную ее.
– Куда-а, куда-а!
– вдруг слышат мальчишки и видят, как Степанида бежит за коровами, а стадо чешет врассыпную, с ревом, задрав хвосты.
Завзыкивали коровы. В полдень, в изнурительную жару, стервенеют большие серые оводы, донимают и скот, и людей. Бегут коровы от злых укусов, забиваются в чащу, в прохладу, вламываются в кустарник - и тогда не выгнать их оттуда.
Мык, рев, крик стоит в воздухе.
– Куда-а, куда-а!
– истошно кричит Степанида и, бухая сапожищами, стреляет бичом.
– Перерезай, перерезай!
– дает команду дед и трусцой бросается наперерез стаду.
Мальчишки рады стараться. Выломив наспех хворостины, с гиканьем устремляются на помощь пастуху.
Всем миром еле сбивают разбежавшееся стадо в гурт, и Степанида гонит его к речке на водопой. Коровы забредают по брюхо в воду, стоят, вздрагивают шкурой, бьют хвостами, едва заслышат: "Вз-з-з! Вз-з-з!" И уже готовы ринуться из речки и нестись сломя голову по жаркой степи.
Мальчишки крутят головами, ищут: где же оводы? И вдруг обнаруживают, что это Андрейка гудит, здорово подделывается под овода.
– Ах ты, варнак!
– кричит Степанида.
– Вот я тебя бичом, каторжанец!
Степанида разошлась не на шутку. И впрямь собирается вытянуть Андрейку бичом. Андрейка струхнул, прячется за спины дружков.
– Веди банду отсель!
– приказывает Степанида деду Савостию. Обормоты!
Подались ребята купаться. На озеро, где вода синяя да холодная, где растут белые лилии и желтые кувшинки.
Идут мимо покосов.
Жарко струится над землей горячий воздух. Небо белесое, выгорело на жгучем солнце. Зной давит степь. Нечем дышать.