Рассказы о книгах
Шрифт:
«Властитель слабый и лукавый,
Плешивый щеголь, враг труда,
Нечаянно пригретый славой,
Над нами царствовал тогда».
Как это удивительно верно!
* *
*
Среди книг, напечатанных нарочито малым тиражом, весьма интересно издание, выпущенное в свет всего в количестве 40 экземпляров, под названием: «Альбом мадам Ольги Козловой» (название напечатано по-французски).
На имеющемся у меня экземпляре автограф: «Князю Владимиру Андреевичу Долгорукову — 11-го января 1884 года. № 30»
К книге приплетен фотографический портрет мадам Козловой, довольно пышной русской красавицы. Выпущено издание из типографии А. Гатцука в Москве в 1883 году. Экземпляр
По каталогам собраний К. М. Соловьева и Л. И. Жевержеева можно узнать, что в 1889 году выпущено второе издание этого альбома уже в количестве всего 10 экземпляров. По мнению Н.Киселева («Известия», 1934, номер от 15 ноября) — это второе издание, вышедшее без указания места и года печати и без цензурного разрешения, сделано из остатков первого издания альбома, в котором некоторые страницы вырезаны и заменены новыми, а также добавлены страницы с новыми, последними записями. Этого второго издания в Государственной библиотеке СССР имени В. И. Ленина имеется два экземпляра. Первое издание альбома было у Л. Модзалевского и описано им также в «Известиях« (1934 г., номер от 29 октября). Имеется первое издание альбома и в Государственной публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина в Ленинграде.
Оба издания воспроизводят рукописный альбом Ольги Козловой, в который сделали свои собственноручные записи почти все литературные корифеи того времени: Виктор Гюго, Дюма (отец и сын), Проспер Мериме, Сюлли Прюдом, А. Н. Островский, А. А. Фет, гр. А. К. Толстой, И. А. Гончаров, И. С. Тургенев, А. Ф. Писемский, М. Е. Салтыков-Щедрин, Н. А. Некрасов, Ф. М. Достоевский, И. А. Аксаков и многие другие.
В подлиннике альбома было много акварельных рисунков виднейших западных и русских художников, которые в печатном экземпляре фигурируют лишь в виде списка. Среди них—имена А. Айвазовского, Петра Соколова, А. Боголюбова и так далее. Имелись нотные автографы композиторов—П. И. Чайковского, Антона и Николая Рубинштейнов, Верди.
По всему видно, что подлинник альбома представлял из себя большую историко-литературную и художественную ценность. Такие альбомы были в большой моде в 20-х, 30-х и 40-х годах минувшего столетия. В этих альбомах встречались записи А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, В. А. Жуковского и других. Мода эта держалась еще в шестидесятых и семидесятых годах и постепенно увядала. Альбом Ольги Козловой — едва ли не один из последних отголосков этого увлечения.
Л. Модзалевский считал, что подлинник альбома утерян. Однако в журнале «Временник общества друзей русской книги», издававшемся в Париже (1928, кн. 2, стр. 55) сообщалось, что альбом цел и находится в Париже, в коллекции частного собирателя
Здесь мы говорим лишь о печатном воспроизведении текстовой части альбома, из которого получился весьма интересный сборник.
Прежде всего, кто же эта «мадам Ольга Козлова», собравшая и издавшая альбом? Это—Ольга Алексеевна Козлова, жена известного поэта-переводчика Павла Алексеевича Козлова (1841 —1891). Он прославился переводами Байрона и, между прочим, романсом, до сего времени не вполне забытым: «Глядя на луч пурпурного заката».
Занимая крупную чиновничью должность при московском губернаторе, Козлов часто бывал за границей, а у себя в Москве организовал нечто вроде литературного салона, в котором бывали крупнейшие представители литературы и искусства. Знакомства в литературном и художественном мире, как в России, так и за рубежом, позволили жене Козлова создать альбом, о котором сейчас идет речь.
Альбом открывается стихами поэта Якова Полонского:
«В альбом
Как будто в блестящий салон,
Поэт в русской жизни коснеющий,
Радушно войти приглашен...»
Драматург А. Н. Островский оставил в альбоме такую запись:
«Вы вашим альбомом ставите драматического писателя в драматическое положение... Я не знаю, имел ли я смолоду столько легкости и остроумия, сколько их нужно, чтобы без труда, без тоскливого чувства своего бессилия, написать приятную или шутливую безделицу. Теперь я очень хорошо чувствую, что все, что было во мне молодого и игривого, утрачено безвозвратно... Но богатое талантами общество, в которое вы меня радушно приглашаете, манит меня; я не могу отказать себе в удовольствии войти в него и только прошу извинения, что занимаю страницу блестящего альбома несвязными строчками. (11 апреля 1874 г.)»
Творец «Обрыва», «Обломова» и «Обыкновенной истории» — И. А. Гончаров оставил такой автограф:
«С робким смущением являюсь я на ласковое приглашение в этом блестящем собрании — и пробыв в нем минуту, не успев оглядеться среди сокровищ умов и талантов — со вздохом от старости и бессилия стать рядом — спешу спрятаться в свой обломовский угол. (Март 1872)»
Алексей Феофилактович Писемский написал в альбом довольно мрачный, но любопытный экспромт:
«Когда Марлинского «Фрегат»,
Попал на мель и в бричке скромной
Изволит Чичиков катать,
Что в этот век в листок альбомный,
Скажите,— может написать
Наш брат, в сатире закоснелый,
Как только разве восклицать,
Что гений века — жулик смелый!»
Запись датирована 1879 годом, за два года до смерти писателя. Это — одни из последних его строчек.
Ф. М. Достоевский написал в альбом нечто весьма любопытное: «Посмотрел ваш альбом и позавидовал. Сколько друзей ваших вписали в эту роскошную памятную книжку свои имена! Сколько живых мгновений пережитой жизни напоминают эти листы! Я сохраняю несколько фотографий людей, которых наиболее любил в жизни,— и что же? я никогда не смотрю на эти изображения: для меня, почему-то, воспоминание равносильно страданию, и даже чем счастливее воспоминаемое мгновенье, тем более от него и мучения. В то же время, несмотря на все утраты, я люблю жизнь горячо; люблю жизнь для жизни и, серьезно, все еще собираюсь начать мою жизнь. Мне скоро пятьдесят лет, а я все еще никак не могу распознать: оканчиваю ли я мою жизнь или только лишь ее начинаю. Вот главная черта моего характера, может быть и деятельности».
Подобные записи в альбомах действительно тоже напоминают фотографии. В этих нескольких строчках Ф. М. Достоевского— портрет писателя.
Известное впечатление должен был производить в подлиннике альбома «разворот», где на левой стороне по-французски рукой Сюлли Прюдома написано его стихотворение: «Ту вазу, где цветок ты сберегала нежный», и на правой — рукой А. Апухтина известное его переложение этого стихотворения на русский язык:
«Не тронь ее — она разбита!»
В печатном виде этот «разворот» много проигрывает.
И. С. Тургенев записывает в альбом в июне 1873 года, в Карлсбаде, следующее:
«Желал я очень написать вам что-нибудь стихами, но я так давно расстался с музой, что мне остается заявить смиренной прозой, что я очень рад и свиданию с вами и случаю попасть в отборное общество, наполняющее ваш альбом».
О музе вспоминает и поэт Н. А. Некрасов, оставив в ноябре того же 1873 года такую запись:
«Не имея ничего нового, я долго рылся в моих старых бумагах и нашел там исписанный карандашом лоскуток. Я ничего не разобрал (лоскуток, сколько помню, относился к 1848 году), кроме следующих осьми стихов: