Рассказы о Москве и москвичах во все времена
Шрифт:
Первая русская печатная книга «Деяния Апостольска и послания соборная и святого Апостола Павла послания» вышла в мир со двора в марте 1564 года. Рождение ее вызвало бурю протеста: переписчики, взвинченные внезапностью эффекта, ею произведенного, и возможностью в самом скором времени остаться не у дел, поскольку печать безжалостно убивала их рукодельный промысел, стали непримиримыми врагами первопечатников. На них посыпались угрозы, их обвинили в колдовстве и, стало быть, в ереси, а саму царскую типографию ночью сожгли. И частокол не помог… Отчего же новое всегда нас так возмущало…
Скитания вдалеке от родины стали уделом Федорова и Мстиславца. Принятые покровительством польского короля, они некоторое время жили
А Государев печатный двор, на Никольской пустивший корни, после тринадцати лет полной безвестности в царствование Федора Алексеевича ожил: пообстроился, пообновился. Пожары, однако, его не щадили, крушили стены палат и надворной башни, и пришлось в конце концов в 1810 году разобрать старые стены и выстроить новое здание, которое и теперь украшает Никольскую.
Изумило меня это здание, когда впервые увидел его, в детстве, конечно, еще. Тогда, само собой, я не понимал, что столь необычный эффект достигался неожиданным смешением стилей — готики с итальянскими и арабскими мотивами — невозможно было не удивиться. И еще пара солнечных часов на фасаде, и загадочный конь с рогом во лбу, поднявший копыта на льва разъяренного…
Долгое время считалось, будто единорог и лев остались с того времени, когда здесь размещалось англицкое посольство, а потом выяснилось: посольства здесь никогда не было, а изображения зверей этих еще Иван Грозный в своей печати использовал. В самом же здании и пристройках, к нему примыкавших, еще до 1918 года размещалась Синодальная типография. Живуче оказалось типографское дело, цепко держалось за место и глубоко в землю вросло.
Ну и что же, так ничего и не осталось от тех давних времен, все огонь и годы смели? Оказывается, осталось! С улицы теперь не увидеть — железные ворота скрывают во дворе двухэтажные палаты, чудом уцелевшие от Государева печатного двора. Мне удалось проникнуть под древние своды. Атмосфера здесь царит волнующая, необычайная…
Свет дня, протекающий через небольшие сводчатые оконца, заставляет, кажется, вспыхнуть старинную роспись на стенах и потолке. Над окнами в округлых медальонах от руки же написанные знаки зодиака, в углу — зеленый изразцовый камин, каждая плитка которого украшена изображением единорога со львом. Сохранившаяся старая надпись над одной из дверей: «Добро есть братие почитание книжное». И еще как бы настенная грамота, тоже сейчас читаемая, хотя и с трудом: «Палаты справочная и книгохранительная Московскаго Государева Двора. Сооружены в 1679 году повелением царя Федора Алексеевича на древних палатах, построенных при царе Иване Васильевиче».
В Историко-архивном институте, который размещается в стенах бывшей Синодальной типографии с 1931 года, эти палаты «теремком» называют, поскольку к ним и в самом деле в 1897 году пристроено каменное крыльцо в виде терема с высокой лестницей. А «Палаты справочная и книгохранительная» были размещены в другом месте, но тоже в старых стенах — теперь здесь Отдел редкой книги. Эта библиотека, принадлежащая ныне институту, получена в наследство от архивного управления почти 70 лет назад. Она не так велика — около 16 000 единиц, но зато уникальна, неповторима своей подборкой. В основном древние справочники по истории, географии, генеалогии, русской дипломатии. Рукописных книг почти не осталось — всего семь, а времен Ивана Федорова и вовсе нет. Но это нисколько не умаляет значения библиотеки: ее уникальность в другом. В ней размещены книги из библиотеки Николая II, редкостные экслибрисы частных собраний известных людей. Впрочем, учет книг еще не закончен, вполне могут случиться неожиданные, приятные находки…
Но все равно, и без книг, вышедших из-под рук Федорова и Мстиславца, дух их времени и их незабвенного труда струится от этих стен. Люди уходят, а стены ими поставленные, книги, ими созданные, остаются.
И протянулся мост, концы Москвы соединив
Люблю пройтись по этому мосту. В любое время года хорош он, и вид, с него открывающийся, всегда радует взгляд. А лучше всего, радостнее — весной и летом, когда в зелени Александровский сад и вдоль кремлевских стен зеленая лента лежит. Идешь по Большому Каменному со стороны Замоскворечья — и кажется, будто постепенно поднимаешься к небу, неторопливо, для себя незаметно. Не потому ли, что мост и стал в нашем о нем представлении символом жизненной прочности, связи, что соединяет противоположное. И еще — символом преодоления преграды.
Большой Каменный — главный мост Москвы. Главный, потому что и в старину и теперь он связывает две важнейшие части столицы и служит естественным продолжением главных ее магистралей. Первый Каменный, построенный на этом же месте, по всей России славился, считался чудом строительным и почитался главной московской примечательностью наравне с Иваном Великим.
Как Москва образовалась на этом высоком холме, тут же и перевоз под ее стенами устроился. Позже, когда дорога в Москву оживилась, протянули живой мост, с деревянным настилом, положенным прямо на воду, который в половодье разбирался, или, как говорили, — разметывался. А потом снова сводился. В Москве были тогда только живые мосты.
Замоскворечье против Кремля быстро застраивалось, обживалось, одна за другой стрелецкие слободы возникали, и стало Замоскворечье главным московским пригородом. Вот тут царь Михаил Федорович и задумал построить каменный мост, прочный, надежный, соединив Москву с поселением по другой стороне реки. Долго размышляли, кому поручить, — во всей России ничего похожего не было, и выписали из Страсбурга мастеров: Анце Кристлера с дядей его Иоганном Кристлером.
Те приехали не с пустыми руками, а привезли несколько возов с инструментами всякими, с разными железными и медными снастями, необходимыми для построения. Даже печи для обжига привезли. Немцы если берутся, то делают все вдумчиво и основательно. Царь повелел представить сначала деревянный макет с подробными чертежами, «по которым быти сделану каменному мосту через Москву-реку». Макет делали русские плотники. Кристлеры же в составленной смете высчитали, чего сколько надо для постройки моста — кирпича, камня рваного, железа, дерева разного. Кирпич нужен был особо прочный — для сводов, которые примут большую нагрузку.