Рассказы о новомучениках и подвижниках Российских
Шрифт:
Объемы революционных бесчинств американца не смутили. Награбленное лежало на телегах, политое дождем и чуть припорошенное первым снегом, под мраморные статуи мочились. Но ни награбленного, ни изваяний съесть было нельзя. Пищи катастрофически не хватало. Однако то тут, то там возникали жующие физиономии. Джона это даже забавляло. Так, должно быть, жили на фортах, которые объезжал начальник округа Вашингтон. Возможно, уже настал переломный момент, после которого будет недолгий кризис. Все это преодолимо, если народ удержит красное знамя революции.
По дворцу и возле него бродили
– Тафарисч! – усмехнулся подъехавший бушлатик. – Курево есть? Для интернационала? И вон, братишки…
Джон Рид, не задумываясь, вынул портсигар, высыпал, что было, на распластанную серую ладонь морячка и пошел дальше. Морячок не остановил его. Хотя вслед американцу смотрели недобрые глаза. У Митьки вот и ботинок нет. А с этого попробуй сними. Ничего, снимем еще.
Варварство Джон считал следствием Первой мировой войны. Войны власть имущих и торговцев. «Настоящая война, для которой эта вспышка смерти и разрушений – всего лишь инцидент, началась давно, – написал он. – Война шла десятки лет, но мы не замечали сражений этой войны. Это война торговцев… Мы, социалисты, должны надеяться, нет – верить, что из-за этих ужасных кровопролитий и страшных разрушений произойдут глобальные социальные изменения и мы еще на шаг приблизимся к нашей мечте – Миру среди Людей. Это не наша война».
– Смени профессию, – как-то сказали ему.
Но Джон Рид понял, что профессию не сменит. И что, если все пойдет так и дальше, он умрет в России.
«…В прошлом месяце при режиме Керенского было отмечено сокращение нормы выдачи хлеба – с 2 фунтов в день до 1 фунта, затем до половины фунта, четверти фунта, и, в последнюю неделю, нет хлеба вообще. Вооруженные ограбления и уличная преступность участились до такой степени, что едва можно ходить по улицам. Газеты только об этом и пишут. Не только правительство не может работать, но и муниципальные власти также. Городская милиция была довольно дезорганизована, ничто не работало так, как должно было».
Джон Рид знал, что Царское Село – колыбель империи. История как есть, с ее статуями, аллеями, зданиями, имевшими сейчас ужасный вид. И это место дышит. Прерывисто, агонизируя, с беззвучным криком. Где-то рядом, говорят, находится могила старца Распутина, и надо бы ее увидеть.
Всего пару дней назад на этом месте стояли казаки, преданные и смелые воины. Говорят, священник, который их напутствовал перед боем, долгое время служил в Штатах, где проповедовал свою религию. Еще известно, что это умный и очень смелый человек, которому за его личные качества и успехи в миссионерском деле благоволит епископ Русской Православной Церкви в Америке. Замечательный, должно быть, человек. Но как не понять истории, как не услышать ее поступи и отползать назад, во мрак? Священника звали отец Иоанн Кочуров. Об отце Иоанне действительно много было разговоров: смелый, добрый, настоящий батюшка.
Внимание журналиста остановилось на необычной группе. Небольшой отряд большевиков, с трудом протискиваясь сквозь толпу, шел вслед за высоким длинноволосым человеком, напоминавшим Джону Риду индейского вождя. Как оказалось, большевики его арестовали и ведут к месту заключения. Но зрительное впечатление было совсем другое. Казалось, этот человек сам ведет большевиков куда-то.
– Кто это? – спросил Джон Рид.
Ему ответили. Кто ответил – журналист не понял. Зато понял, в чем дело.
– Был тут крестный ход. Вот этот, отец Иоанн, его и организовал. Все казаки были там. И еще много людей. Теперь кого убили, кто… А попа поймали. Будут судить. Интернационал.
Судить? Виднейшего миссионера? Проповедника? Наконец, духовное лицо – и без церковного суда? Такое возможно только сейчас и только в России: поймали.
Ударили по ним во время крестного хода. Казаки шли, несмотря на артобстрел, некоторые пели. Отец Иоанн, по счастью, даже ранен не был. Его речь произвела яркое впечатление. Однако силы были неравны, большевиков намного больше. А отец Иоанн продолжал выкрикивать в горячий воздух:
– Необходимо прекратить братоубийственное кровопролитие. Прогоните страх, будьте снова братьями.
И становился на колени – высокий, грузный, с чуть раскосыми глазами, и плакал, и молился.
Было еще несколько священников, обращавшихся к народу, а тот, подобно напуганному стаду, жался к стенам дворца.
Поначалу красногвардейцы не реагировали на поповское выступление, но, услышав слова о власти, направились к крестному ходу. Несколько людей, среди которых были и священники, стояли, держа кресты и иконы. Все были безоружны и молились. Выделялся отец Иоанн – голосом и торжественным видом.
– Так что вы там про власть? Именем Советов, арестованы!
– Живый в помощи Вышняго в крове Бога Небеснаго водворится!
Отец Иоанн спокойно сказал, чуть выдвинувшись вперед, чтобы видно было, кто говорит:
– Вы не имеете права!
Красногвардейцы не поняли.
– А мы сейчас тебе покажем – право. И лево тоже покажем!
Через некоторое время Джон Рид услышал, что священников расстреляли. Спросил, угостив рассказчика американской сигаретой:
– Отца Иоанна – тоже?
– Его первого, – был ответ, – к стене поставили и расстреляли. Неча баламутить.
– Да нет, не к стене, – сказал кто-то рядом. – Отвели на еродром, там теперь всех расстреливают. И шлепнули.
«Легендарная личность, – вспыхнуло в мозгу журналиста, – легендарная личность!» Этот случай обязательно надо описать, потому что это история как она есть! Рождение легенды – первый убитый новой властью священник!
И эхом отозвалось: первый, первый! В портретах отца Иоанна (Кочурова) есть нечто напоминающее архидиакона Стефана, первомученика. Для Джона Рида отец Иоанн был только исторической личностью – первым священником, арестованным и приговоренным к расстрелу новой властью за неподчинение. Да это бунт! Каков, однако, этот отец Иоанн! Память вызвала его лицо: взволнованное, чуть раскосые глаза. По таким лицам трудно сказать, сильно волнуется человек или во вдохновении, спокойный и величественный, как индейский вождь. Отчего-то стало не по себе: в России – резервация?