Рассказы о привидениях (антология)
Шрифт:
— Но кто был этот джентльмен? — в голосе Мэри слышались визгливые нотки. Так говорят люди, пытаясь перекричать шум.
— Не могу сказать, мадам. — Рядом с лампой Тримл вдруг стала казаться менее круглой и менее цветущей, словно и ее коснулась тень страха.
— Но ведь судомойка знает… разве не она впустила его в дом?
— Она тоже не знает, мадам. Он написал свое имя на сложенном листе бумаги.
Мэри вдруг осознала, что в разговоре они обе не пользуются общепринятыми формулировками, а называют таинственного посетителя неопределенным местоимением. В то же мгновение ее мысль ухватилась за сложенный лист бумаги.
— Но должно
Она подошла к столу и принялась просматривать документы, в беспорядке лежавшие на столе. Ее взгляд упал на незаконченное письмо, написанное рукой мужа. Поперек листа лежала ручка, словно он уронил ее при виде нежданного гостя.
„Мой дорогой Парвис“… кто такой Парвис?… „только что получил твое письмо с сообщением о смерти Элвелла, и, хотя мне кажется, что опасность миновала, все же безопаснее было бы…“
Она отложила письмо в сторону и продолжила поиски; но не обнаружила никакого сложенного листа среди писем и страниц рукописи, наспех собранных в стопку.
— Но судомойка видела его. Пришлите ее сюда, — приказала она, удивляясь, почему раньше ей в голову не пришло такое простое решение.
Тримл мигом испарилась, словно была рада покинуть комнату, и к моменту ее возвращения вместе с взволнованной служанкой Мэри уже взяла себя в руки и заготовила свои вопросы.
Джентльмен судомойке незнаком — да, это она поняла. Но что он сказал? И, самое главное, как он выглядел? С первым вопросом проблем не возникло, потому что говорил он очень мало, — только спросил мистера Война и, нацарапав что-то на клочке бумаги, потребовал, чтобы его немедленно передали мистеру Войну.
— Значит, вы не знаете, что именно он написал? Вы не уверены, что там было его имя?
Судомойка не была уверена, но ей так казалось, поскольку он написал записку в ответ на ее вопрос, как его представить.
— И когда вы отнесли записку мистеру Войну, что он сказал?
Кажется, мистер Бойн ничего не сказал, но она не уверена, потому что, как только она отдала ему бумагу и он развернул ее, в библиотеку вошел посетитель, и она сразу же удалилась, оставив джентльменов одних.
— Но раз вы оставили их в библиотеке, откуда вы знаете, что они вышли из дома?
В ответ на этот вопрос свидетельница пустилась в бессвязные разъяснения. Ей на выручку пришла Тримл, которая с помощью наводящих вопросов добилась от нее внятного ответа, — она едва успела пройти через холл, как услышала позади двух джентльменов и увидела, что они вместе вышли через парадную дверь.
— В таком случае, раз вы видели незнакомого джентльмена дважды, вы можете описать, как он выглядел.
Но ее способность выражать свои мысли оказалась не безграничной, и последнее испытание показало, что ее запас прочности имеет свои пределы. Необходимость подойти к парадной двери и проводить посетителя уже сама по себе явилась нарушением установленного порядка вещей, и она весь день пребывала в смятении и замешательстве. После такого потрясения ей удалось лишь выдавить из себя, приложив немало усилий:
— Его шляпа, мэм, была какая-то не такая, если можно так сказать…
— Не такая? А какая? — выстреливала вопросы Мэри, и в ту же секунду в ее памяти возник утренний образ, на который потом наслоились другие впечатления.
— Шляпа с широкими полями, и лицо было бледным… довольно молодое лицо? — настойчиво выспрашивала Мэри с побелевшими от напряжения губами. Но даже если бы судомойка и смогла вразумительно ответить на этот вопрос,
Неожиданно ей вспомнилось, что они часто говорили о том, какая Англия маленькая, — „в такой стране невероятно сложно потеряться“. Словно ухмылка, материализовавшаяся из мрака.
„В такой стране невероятно сложно потеряться!“ Это были слова ее мужа. А теперь, когда огромная машина официальных расследований прочесывает ее от побережья до побережья и по всем проливам, теперь, когда имя Война красуется на стенах каждого города и поселка, его портреты (Боже, какая мука!) висят по всей стране, как будто он — опасный преступник, теперь этот маленький, компактный, густонаселенный остров показал себя сфинксом, охраняющим страшные тайны и смотрящим в страдальческие глаза его жены со злорадной усмешкой — ведь ему известно то, о чем они никогда не узнают!
Прошло две недели после исчезновения Война. О нем никто ничего не знал, не обнаружилось никаких следов его передвижений. Даже обычные ошибочные сведения, пробуждающие надежду в измученных душах, и те появлялись крайне редко. Никто, кроме судомойки, не видел, как Бойн покинул дом, никто не видел джентльмена, который вышел вместе с ним. Расспросы соседей ни к чему не привели — никто из них не встречал в тот день незнакомца в окрестностях Линга. И никто не встречал Эдварда Война — ни одного, ни в компании — в прилегающих деревушках, на дороге через холмы или на какой-либо из местных железнодорожных станций. Солнечный английский полдень поглотил его без следа, словно он исчез во мраке киммерийской ночи.
Пока официальные органы расследования работали не покладая рук, Мэри перерывала бумаги мужа в поисках каких-либо неизвестных ей предшествующих сложностей, затруднений или обязательств, которые могли бы пролить свет на его исчезновение. Но если что-либо подобное и имело место в прошлой жизни Война, то испарилось без следа так же, как и клочок бумаги, на котором гость написал свое имя. У нее не осталось ни одной путеводной нити за исключением — если это можно назвать исключением — письма, которое Бойн писал явно в тот момент, когда к нему явился загадочный посетитель. Мэри читала и перечитывала это письмо, потом передала его полиции, однако оно тоже мало что прояснило.
„Только что узнал о смерти Элвела, и, хотя мне кажется, что опасность миновала, все же безопаснее было бы…“ И все. Под „опасностью“, очевидно, имелась в виду газетная статья, из которой Мэри узнала об обвинении, выдвинутом против ее мужа одним из его помощников по предприятию „Блу Стар“. Она почерпнула из письма лишь один новый факт — в то время, когда Бойн писал его, он все еще опасался результатов тяжбы, несмотря на то, что, по его уверениям, дело закрыли и несмотря на то, что истец мертв, как явствует из самого же письма. Несколько дней ушло на то, чтобы установить личность „Парвиса“, которому было адресовано письмо, но даже когда стало известно, что он является юристом в Ваукеше, никаких новых сведений о деле Элвелла это не принесло. Как оказалось, он не имел к нему прямого отношения и был осведомлен о фактах только лишь как знакомый и возможный посредник; кроме того, по его словам, она даже не могла предположить, о какой помощи намеревался просить его Бойн.