Рассказы о верном друге
Шрифт:
Как все мгновенно переменилось. Всплывший из морских глубин, подобравшийся, как вор, враг вероломно нарушил привычное течение жизни, нанес удар. Подобно гнезду гаги, обворованному злым поморником, разоренной оказалась вся зимовка.
Надо немедленно сообщить о случившемся на Большую землю. Предупредить. В Москве утро начинается позже; может быть, там спят и ничего не подозревают… Да, да, сообщить не мешкая!
Но как? Рации больше нет.
И если до этой минуты они ощущали лишь трагизм несчастья, обрушившегося на них четверых, то теперь вдруг почувствовали свою ответственность перед тем большим-большим, неохватно огромным и прекрасным,
Здесь они как на острове: сзади тундра, впереди — море, студеное, непокорное, с шумными птичьими базарами на берегах, с редко-редко — на сотни, тысячи километров! — разбросанным человеческим жильем. Как начнутся туманы, пойдет бесконечный тяжелый гул штурмующего моря, треск льда — никуда и носа не высунешь. И все же они никогда не чувствовали себя оторванными от страны, забытыми. Нет, нет! Совсем наоборот. В самом деле, скоро уже три года, как жил здесь Локотков, и он еще ни разу не испытал того тягостного, выматывающего чувства одиночества, на которое жаловались все полярные путешественники и зимовщики прошлого.
И ежесуточно, аккуратно, при любом состоянии атмосферы, независимо от времени года, температуры, солнечных излучений, всюду куда нужно поступали метеорологические сводки, чтобы, имея прогнозы, безбоязненно плыли пароходы по северным беспокойным водам, летели самолеты, чтобы моряки, земледельцы, летчики, люди самых разнообразных профессий знали наперед, чего им завтра ждать от природы. Арктика — «кухня погоды» — давала точные сведения.
А как радовались зимовщики, когда в разгаре полярного лета далеко на горизонте появлялись сначала судовые дымки, а потом и сами суда. С вершины гагачьего камня друзья подолгу провожали их взглядами. Это шли по Великому Северному морскому пути, открытому русскими мореплавателями, торговые корабли под флагами разных наций. Их проводили через льды советские ледоколы. И в этом тоже была доля труда четверых товарищей.
Они здесь, на краю Большой земли, — форпост Родины. Они первыми встречают циклон, идущий с полюса на материк, первым пришлось им познакомиться и с коварством и жестокостью врага…
Неужели же, все-таки, война? Не хотелось верить. Они должны были бы знать что-нибудь из утреннего радио… А сгоревшая зимовка?
Враги уничтожили рацию, связывавшую зимовщиков с внешним миром. Есть, правда, моторный бот, пришвартованный внизу, на отмели. За час на нем можно доплыть до рыбацкого поселка… Как только прошмыгнуть мимо подлодки? Немцы стерегли выход из залива. Долго ли они будут торчать тут? Локотков, прищурившись и лихорадочно прикидывая различные варианты, уже видел себя за рулем бота…
И, как бы подслушав эти мысли, немцы перенесли огонь ниже, на бот. Один выстрел, второй — и, разнесенный на куски, бот перестал существовать.
— Вот гады, чумы на них нет, — выразительно произнес лежащий Бучма. Под голову ему подложили бушлат Локоткова, и, раненному, ему тоже были видны и вся бухта, и вражеское судно. — Юхим, — превозмогая боль, обратился он к Стукову, — ты начальник, действуй. Чуешь?…
«Спокойно, товарищи!…»
Полярники — народ стойкий, дисциплинированный, и в трудную минуту они меньше всего думают о себе. Именно такими предстали в эти решающие часы наши четверо героев. Они не помышляли о том, что, может быть, следующим выстрелом из пиратской пушки сами будут убиты или искалечены; не думали,
— Спокойно, товарищи, — промолвил Стуков. — Война или не война, нам гадать нечего. Факт нападения и нарушения наших территориальных вод налицо. Надо решать, как поступить. Первым делом, я считаю, поставить в известность своих. Рации у нас нет. По морю тоже нельзя. Остается — по сухопутью. Так? На случай высадки десанта с рейдера — приготовиться укрыться. Среди скал за гагачьим базаром они нас не найдут. И море рукой подать. Подоспеют наши — сразу увидим…
Выходец из рабочей семьи, Стуков и сюда, на Крайний Север, принес деловитость и практическую сметку, а хладнокровию, выдержке его мог позавидовать любой.
— Слышь, Локоток, — коротко обратился он к радисту, — надо что-то делать.
— Я готов, Ефим Корнеич.
То обстоятельство, что начальник зимовки заговорил об этом с ним, Локотков расценил как желание поручить ответственную миссию именно ему, Локотку, и не ошибся.
— Мне отлучаться неможно, — пояснил Стуков. — Бучма — сам видишь… Терпигореву тоже, пожалуй, лучше остаться. А ты сейчас вроде как не у дел, и ноги у тебя молодые. Выходит, тебе…
— Я готов, — повторил Николай, вытягиваясь по-военному. Обычная болтливость его пропала, сейчас он был собран и решителен.
— О чем докладывать, я думаю, можно не напоминать?
— Не надо, Ефим Корнеич. Знаю сам. Разрешите Муша взять с собой?
— Для компании? Бери. За нас не беспокойся, в случае чего за себя постоим!…
— Если что, Мушту и щенка поберегите…
— Знаем, знаем, добрая твоя душа!
— С дороги не сбейся, Микола, — напутствовал Бучма. Смертельная бледность его прошла, но он был слаб настолько, что едва мог пошевелить рукой. Помимо того, что он был ранен в ногу, его сильно ушибло падавшим бревном, однако он тоже хотел принять участие в выработке плана действий и снабдить посыльного своими советами. — С солнцем сверяйся — не собьешься. Бушлат возьми. Да лучше под ноги гляди! Ваш брат, хлопцы, голову больше кверху держат…
Тундра под ногами
Путь был через тундру.
Собственно, ничего особо сложного или опасного в этом Локотков не видел. Важно было поскорее добежать — и все.
Он так и сделал: припустил с такой скоростью, что Муш вынужден был поспевать за ним вприскочку. Бескрайняя, ровная, пышная в своем летнем убранстве, благоухающая зеленая тундра стелилась под ногами.
Тундра! Она протянулась на тысячи километров, природным нехоженым, неезженым предпольем прикрыв северные окраины советской страны. По ней текут к океану самые могучие реки, по ней проносятся ураганы. Тундра — это северный пояс нашей земли. Суров и дик пейзаж Заполярья. Но всегда ли он таков?
Приходилось ли вам видеть тундру, когда она, пробудившись от долгой зимней спячки, расцветает всеми цветами? Тундра — это не только снег и стужа, пронизывающий ветер и сиреневая полярная ночь, сполохи в небе и угрюмость, дикость, с бедной чахлой растительностью, с пустынным горизонтом… Тундра бывает и совсем другой, хотя такой почему-то никогда не описывают ее.
Летняя тундра — красавица, а для разного мелкого зверья и птицы — просто рай. В тундре летуют многие пернатые. Оттаявшая, она дает им и обильную пищу и материал для постройки гнезд.