Рассказы опустевшей хижины
Шрифт:
Многим из тех, на чью долю не выпало счастье наблюдать поведение диких зверей на воле, может быть, покажется, что я преувеличиваю, считая поведение лося в этом случае из ряда вон выходящим. Но, как мне кажется, те, кто охотился на лося или жил в местах, где он водится, согласятся с моей точкой зрения. Много невероятных рассказов было придумано относительно мудрости лося и других животных, многие такие рассказы даже появляются в печати; а потому записи точных наблюдений могут показаться неинтересными и скучными, но именно они в конце концов и выводят на чистую воду авторов увлекательных охотничьих рассказов, обладающих неудержимым полетом фантазии.
Я почти не сомневаюсь, что лось с самого начала правильно понял мое отношение к нему. Очень вероятно, что еще задолго до того, как я его заметил, он внимательно наблюдал за всем, что происходило вокруг, и напряженно прислушивался к звукам, которые доносились с нашего участка. Он, должно быть, привык к звукам моего голоса и сделал свои собственные выводы относительно моей настороженности; без каких-либо стараний и приманок с моей стороны лось сам определил мою доброжелательность, которая обещала ему безопасность.
Большинство животных наделено характерными признаками, которые позволяют родичам узнавать их издалека. У бобров, мускусных крыс, дикобразов, а также у птиц это различие сказывается в голосах. Некоторые животные выделяются своей характерной окраской — какими-нибудь пятнами или полосами, резко контрастирующими с основным тоном шкуры: у американского лося белые задние ноги, у европейского оранжевый круп, у виргинского оленя хвост, словно белый платочек, а у скунса белые полосы на темной шкуре. И я тоже, приспосабливаясь к условиям первобытной природы, придумал для себя отличительный признак: я выдумал слово, которое произносил в одной и той же интонации, на определенной высоте звука. И меня стали узнавать все дикие обитатели наших мест. Вначале у меня это получилось как-то невзначай, непроизвольно и постепенно перешло в привычку. Повторяя свой клич автоматически, по сложившейся привычке, я не задумывался над тем, какую магическую силу он имел, пока не обнаружил его зачаровывающего действия на такого удивительно стремительного и осторожного зверя, как американский лось. Стоило мне появиться неожиданно или же внезапно раздаться какому-то необычному звуку, все звери, будь то белки, мускусные крысы, бобры или же лось, моментально останавливались и застывали в порыве движения, словно каменные изваяния разных очертаний и размеров. И стоило мне произнести хорошо знакомое им слово — пусть эти звуки были чужды зверям от природы, — все они, как один, оживали и продолжали прерванную работу.
Прошлым летом и осенью лось провел много времени на территории нашего лагеря. Он бродил спокойно между всяческими моими приспособлениями и оборудованием, кучами дров, палаткой, где был мой склад, лодкой и т. д. Иногда он останавливался у дверей хижины и стоял так долго, что некоторые из моих гостей не без основания опасались, что он переступит порог и войдет в хижину. Я и сам не знал, что придет на ум этому предприимчивому зверю. Однажды он забрался всеми четырьмя ногами в мое маленькое каноэ — неудивительно, что от него остались одни щепки. Каноэ — это легкая ладья, сделанная из березовой коры и холста, а американский лось весит около полутонны. Один раз, когда лось остановился в каком-то тяжелом раздумье у дверей моей хижины, мне пришлось прогнать его, так как он стоял поперек дороги у бобров, которые забегали в хижину и убегали из нее, таская свой строительный материал. В то время бобры уже перестали бояться огромного зверя, но, вероятно, так же как и я, не чувствовали себя вполне уверенными в его присутствии — никто не знал, что ему вздумается сделать, а потому и опасались проходить мимо него.
У всех животных есть свои особые страхи. Я имею в виду не только страхи, свойственные отдельному виду, но и каждому животному в отдельности. Что касается моего лося, то его всегда пугало, когда кто-нибудь проходил между ним и моим освещенным окном — внезапно колеблющаяся тень падала на него. Он сейчас же бросался бежать, и хотя неизменно возвращался по зову, при повторении такого оскорбления он снова бежал со всех ног. Так эта реакция и осталась у него.
До тех пор, пока бобры не привыкли к лосю и пока его присутствие не стало обычным, они непременно предупреждали меня о нашествии, неистово хлопая хвостами по воде. Но потом, мне кажется, они стали смотреть на него как на своего рода неизбежное зло, которое надо терпеть, хотя оно и неприятно. И лось стал самым обыкновенным явлением, бобры уже не реагировали на его присутствие и перестали бить тревогу. Но случалось всякое. Что бы вы подумали, если, выходя из хижины а ночную пору, вы чуть не упали бы, как это было со мной, потому что споткнулись об огромного зверя, величиной с лошадь. Не правда ли, это может испугать насмерть даже самого храброго человека?!
Пока погода была теплая, лось любил стоять в воде у берега озера. Это было очень занятно для молодых бобрят, они весело плавали вокруг него и от радости громко шлепали хвостами по воде. Лось же, казалось, оставался безучастным ко всему и стоял, не двигаясь с места.
Наблюдая поведение этого своеобразного зверя, я иногда задумывался, не тосковал ли он в одиночестве? Быть может, он стал завсегдатаем нашего лагеря, потому что ему было интересно у нас и наше гостеприимство сулило ему безопасность? Все животные любят развлечения, они становятся возбужденными и игривыми, когда в однообразие повседневной жизни врывается что-то необыкновенное, и, по-видимому, получают очень большое удовольствие от созерцания этого нового, диковинного. Но только одно главное условие должно быть соблюдено: они должны убедиться сначала, что им не грозит опасность. Я уже давно придерживаюсь теории, что наши низшие братья наделены от природы стремлением общаться друг с другом вопреки признанной теории, утверждающей, что в некоторых случаях звери становятся настолько необщительными и ярыми, что делаются опасными для своего собственного вида.
Наше знакомство нисколько не уменьшило прирожденную настороженность и стремительность лося. Как-то раз я появился из-за пригорка неожиданно для него, лось тотчас же помчался к противоположному концу этой небольшой возвышенности, огибая ее у подножия, и, использовав как прикрытие, пустился в бегство. Я не считаю правильным предположение, что звери, находящиеся в обычных условиях, убегают от опасности в состоянии слепого ужаса и панического страха. Лось, встревоженный моим неожиданным появлением, сохранил полное самообладание, и, когда он услышал с вершины знакомый зов — мой «пароль», — он остановился на расстоянии каких-нибудь ста ярдов и в конце концов позволил мне приблизиться к нему. Мне не хотелось подвергать более длительному испытанию доверие лося: мы были далеко от лагеря, и в этом месте нам никогда не приходилось встречаться.
Этот случай с лосем вместе с другими ранее сделанными наблюдениями окончательно убедил меня в том, что у животного, даже обратившегося в стремительное бегство, казалось бы, в паническом страхе, мозг работает на все сто процентов. И я уверен, что лишь в брачную пору, или во время острого голода, или в тяжелой неволе животное полностью теряет самообладание.
Пять лет назад, когда я впервые увидел моего лося — теперь уже совсем взрослого красавца, — он был еще совсем молодым бычком Только два тоненьких V-образных рога, длиной в один фут, торчали на его голове и, подобно усикам на лице юноши, вместо того чтобы придать мужественность его облику, подчеркивали незрелость. На следующий год он сильно возмужал и его голову украсили уже вполне сформировавшиеся рога — плоские, с разветвлениями, какие и должны быть у взрослого лося. Поздней осенью, когда пришла пора гона, он стал прохаживаться с гордо поднятой головой, и время от времени раздавался его трубный клич, бросавший дерзкий вызов сопернику, против которого едва ли он был в силах устоять.
Несмотря на то, что молодой лось всегда вел себя очень прилично, как настоящий джентльмен, с наступлением первых же заморозков он за одну ночь стал сам не свой и бродил как лунатик. Как-то днем он попался мне на глаза, и я с изумлением стал наблюдать за ним. Куда девалась его горделивая осанка, его уравновешенное, спокойное поведение? Казалось, он сам искал себе погибель. Мне захотелось проверить его храбрость. Тогда я принес рожок, сделанный из березовой коры и предназначенный для переклички с лосями во время гона. Я дважды протрубил тревогу. Реакция была мгновенная. Без всякого предупреждения он объявил войну всему, что попадалось на его пути. С ужасным ревом он набросился на иву, на ольху; топтал и бодал поваленные, беспомощно лежащие деревья; набрасывался с яростью на беззащитные молодые деревца, которые попадались ему на глаза. Начал горячий бой с вывернутым пнем и набросился в исступлении на большую кучу пустых ящиков. Стук и грохот этой последней схватки, видно, придали храбрости лосю, и я смотрел в изумлении, как ловко двигался и работал ногами этот огромный зверь.
Однако эти эскапады произвели удручающее впечатление на зрителей, которыми были, если не считать меня самого, мои четвероногие и пернатые друзья. Мне кажется, что умалишенный, свободно бегающий по улицам города с ружьем в руках, должен был бы производить подобное впечатление на прохожих. Я потихоньку удалился со своим рожком и спрятал его подальше. Некоторое время спустя наш храбрый рыцарь покорил всех своих явных врагов — к счастью, он не заметил палатку, где у меня был склад, отправился на новое поле брани в поисках славы. Следя за тем, как он удалялся, меня не покидала тревожная мысль, что он нарвется на большую беду.