Рассказы (сборник)
Шрифт:
Пен деликатно присел на полупустую чашку, доливая кофе.
— Ничего, что без сахара? — на всякий случай спросил котофейник. — Я могу.
— Ты же знаешь, я всегда без сахара, — раздражённо сказал профессор и тут же одумался: в конце концов, даже настоящий целый Дементий, прожив столь насыщенную жизнь, мог бы тридцать три раза забыть о бытовых привычках рано почившего родителя, а уж Дем и Пен тем более.
— Извини, папа, — кротко сказал кот. — Кстати, можешь называть меня в женском роде. Я же всё-таки того… девочка, — зверёк засмущался. — Анима дементьевская я!
— Кто-кто? — не понял Пенсов.
— Анима. Женская часть души. Она вообще-то у всех есть, у творческих людей она просто больше… Источник вдохновения…
— Муза, что-ли? — спросил профессор.
— Плохая из меня была муза, — сказала Пен тоном, напрашивающимся на возражения. — Но иногда у нас с Демом кое-что получалось, — добавила она, возражений не дождавшись.
— Муза… А чего ты мужика своего изводишь? — желчно сказал Пенсов, вспомнив жалобы Дема. — Называешь себя в мужском роде и вообще ведёшь себя как стерва? Это что, феминизм?
— Папа, ну как тебе объяснить… — Пен потёрла лапкой грустную мордочку. — Ближе Дёмки у меня никого нет. Но насчёт этих дел… Он хочет этого самого… личной жизни. А я с ним не могу. Ты, наверное, не поймёшь… Знаешь, когда мы были Дементием… первые фильмы он ещё с актёрами снимал. Так вот, его в глаза звали Мейерхольдом, а за глаза — Карабасом. Он с людьми как с куклами обращался. Даже хуже, как с пластилином. В этом весь Дем. Ты не думай, что он такой хороший парень. Я-то знаю.
— Объясни мне всё-таки про Зину, — суше, чем хотел, сказал Пенсов.
— Ох, — вздохнула Пен, — ну вот я так и знала, что ты не поймёшь. Мужская солидарность. Если баба не даёт, значит, она стервь, а что она при этом говорит — так всё врёт… Ты ведь так на самом деле думаешь… Ну нет любви! Понимаешь — любви нет! Я бы и рада, он ведь на самом деле хороший… Перегорело… Думала, пройдёт… сойдёмся… как-нибудь стерпится-слюбится… Нет, ничего… А без любви я не могу.
— Про Зину, — перебил профессор.
Кошка сделала ещё одну чашечку кофе, на этот раз со сливками. Высунула острый розовый язычок, аккуратно полакала.
— Папа, мы никак не можем от неё избавиться.
Перед тем, как начинать съёмки, Дементий специально консультировался у технологистов, насколько всё-таки реальными являются помещённые в паравремя персонажи и обладают ли они сознанием. Те заверили, что это всего лишь оболочки, проецируемые на время, так что они только кажутся живыми. По сути, они были куда более примитивными, чем даже самый простой искусственный интеллект. Они могли чувствовать и мыслить, но только теми чувствами и мыслями, которые входили в сценарий.
Кто же знал, что именно здесь и подстерегает засада?
Всё дело испортила предфинальная сцена в церкви, где несчастную главную героиню, Зину Вагину, и без того хлебнувшую всяческого лиха, собрался приносить в жертву Дьяволу её учитель и наставник старец Нектарий, оказавшийся тайным сатанистом. По сценарию, железная Зина в этот момент должна была сломаться. Запланированный Дементием набор эмоций включал отчаяние, ужас, боль (само собой), но главное — желание проснуться, освободиться от кошмара и оказаться в каком-нибудь другом месте.
Технологисты не врали, когда говорили, что персонажи не являются настоящими людьми. Они забыли о том, что их эмоции всё-таки были очень похожи на настоящие. Тупая аппаратура, настроенная на помощь людям, оказавшимся в неприятной ситуации, уловила желание несчастного персонажа перейти в другой мир и его исполнила. Зина исчезла, а паравременное кольцо схлопнулось из-за фатальной поломки сценария.
Огорчённые технологисты разводил руками: никто не ожидал такого афронта. Что сталось с самой Зиной и куда она исчезла, было непонятно. Неясно было даже то, имеет ли она материальное тело или остаётся сгустком паравремени. Так или иначе, технологисты уверяли, что она жива — только вот где и в каком виде? Ответ могли бы дать эксперименты, но повторять такую штуку никому не хотелось.
Поэтому старенький Дементий трясся от злости, читая восторженные квохтанья поклонников насчёт «гениального финала». Он-то знал, как обстоят дела — и отчаянно боялся каких-нибудь последствий.
Как показала практика, опасения были обоснованными. Зина всё-таки выжила. Правда, лично Дементий Пенсов об этом так и не узнал — он совершил своё элегантное недосамоубийство раньше, чем она нашла дорогу в его мир.
После того, как Зину выбросило со съёмочной площадки, она сколько-то — точный счёт здесь был крайне затруднителен — пробарахталась в невесть каких временах, а может быть, даже в пространстве между временами, где о времени и говорить-то не приходится. Сама Зина, если верить ей, думала, что умерла и попала в ад, тёмный и скучный. Потом ей надоело там настолько, что она сумела-таки каким-то непонятным усилием прорваться в одно из населённых временных колец. Однако, пребывание в межвременном интервале пошло ей на пользу: примитивная схема доразвивалась до некоего подобия интеллекта.
С точки зрения обычного человека Зина Вагина была низкорослой рыжухой с большими сисярами и намечающимися проблемами с талией. С точки зрения темпоральной физики она представляла собой замкнутый фрагмент хронополя со сложной внутренней структурой. В мире хронотехники это давало ей немалую фору. Будучи по сути своей куском чистого времени, Зина была способна проникать в любые миры, в том числе закрытые, преодолевать любые материальные преграды, создавать по своей воле любые предметы и много чего ещё. Пределов своих способностей она и сама не знала, да её это и не интересовало. Самым полезным своим свойством, по зининым же словам, — рассказывая об этом, Пен брезгливо сморщила мордочку — она считала то, что отныне ей не грозил лишний вес: сколько бы она ни жрала, но не прибавляла в весе ни на кило. Правда, и избавиться от жировых складок на боках тоже не получалось: похудеть ей было тоже невозможно. Так же, как и вывести кровоподтёк на левой ягодице — след пинка отца Нектария. Зато все прочие повреждения её увесистой тушки моментально затягивались. Зину нельзя было пронять буквально ничем.
Попав из тоскливого межвременного ада в один из закрытых миров, Зина решила, что она-таки выслужила себе рай. И очень удивилась, когда немногочисленные местные жители ей объяснили, что это всего лишь один — и не самый роскошный — мир. Вагина, впрочем, исповедовала несложную мораль «дают — бери, бьют — беги». Так что лет десять она шлялась по всяким местам, включая те, куда её никто не звал. За это время она успела обзавестись тучей знакомств, перетрахаться с кем только можно и основательно всем надоесть.