Рассказы старых переплетов
Шрифт:
— Не может быть!
— Ей удалось бежать и скрыться в России под чужим именем.
— Невероятно!
— Но это так… Нынче она фанатичная приверженка пророчицы Юлии Крюденер.
— Как, и знаменитая баронесса живет здесь? Я слышал, что она скончалась.
— Недавно предстала перед всевышним, которого так почитала. В Крыму остались ее последовательницы — дочь баронесса Бергейм и княгиня Голицына, урожденная Всеволожская. Обе пытаются мистическими проповедями обращать татар в нашу веру. Занятие, по меньшей мере, странное и бесполезное. Никто из тех, кого они наставляют, ни слова не понимают в вещаниях этих миссионерш.
В юности Мицкевич зачитывался популярным тогда романом Ю. Крюденер «Валерия», который Пушкин назвал прелестным. Сверстники польского поэта восхищались этой книгой и ставили ее наравне с «Вертером».
Спустя годы, как эхо давних лет, возникнет в «Дзядах» девушка, читающая роман Ю. Крюденер и восклицающая: «Валерия! Тебе все женщины земные завидовать должны!»
Сегодня,
Когда в 1821 году вспыхнуло восстание греков против турецкого господства, Крюденер призвала царя встать во главе крестового похода против «неверных». Это, как известно, не входило в планы российского самодержца. Царь охладел к пророчице, предвещавшей страшную битву неверия против веры. Огорченная, она уехала в Крым со своими приверженками, где и занялась миссионерской деятельностью. Одним словом, ее биография стоит иного романа. И не случайно она послужила прототипом Дельфины — героини одноименного сочинения мадам де Сталь, а Салтыков-Щедрин вывел ее в образе аптекарши Пфейфер в «Истории одного города».
Что касается графини Гаше, то Густав Олизар встречал загадочную француженку в Кореизе в доме святоши княгини А. С. Голицыной. Об этом он написал в своих воспоминаниях.
Обе эти женщины являли собой примечательное зрелище. Голицына — коротко остриженная (из протеста против светской жизни), неизвестно почему облаченная в полумужской костюм, с плетью в руках, которую охотно пускала в ход против домашних, отличалась деспотическим характером и славилась богатством. Другая, Гаше, никогда не снимала лосиной фуфайки и требовала похоронить себя в ней. Ее, однако, не послушались. Когда обмывали покойную, фуфайку сняли и обнаружили на теле знак — след клейма, выжженного железом. Сообщает об этом в своих мемуарах Ф. Ф. Вигель. Еще один автор, известный библиофил, знаток русской старины М. И. Пыляев, приводит в своей книге «Замечательные чудаки и оригиналы», изданной в 1898 году, такой рассказ. Перед смертью графиня бредила бриллиантами, а по ночам будто рассматривала драгоценности, которые хранила в темно-синей шкатулке. После ее смерти они исчезли.
Похищение бриллиантов и бумаг не составляло тайны для многих крымских старожилов, они рассказывали об этом открыто, говорит М. И. Пыляев. Само собой, разговоры эти подогревались слухами о таинственном прошлом графини и ее странном образе жизни в Крыму. Впрочем, все понимали, что бриллианты, если они и были, едва ли удастся найти. Что касается бумаг, то они вполне могли уцелеть. Отыщись эти документы, многое стало бы ясно в загадочной судьбе графини Гаше и, возможно, все убедились бы, что это и есть та самая француженка — главная участница «одного из самых дерзких, сверкающих и волнующих фарсов истории».
Разыгрывается фарс
История с ожерельем, среди прочих афер и авантюр, характерных для эпохи упадка французской монархии в конце XVIII века, занимает едва ли не главное место. Дело это принадлежит к самому громкому политическому скандалу, предшествовавшему революции. Большинство же современников воспринимало происшествие при дворе, как уголовную сенсацию. Для публики, падкой на сплетни и интриги, это была своего рода увлекательная головоломка, вроде сегодняшнего детективного чтива. История о похищении ожерелья достигла далекой России, где в 1786 году, буквально тотчас после скандала, появились две брошюрки с его описанием. Однако наиболее прозорливые из них, демократически настроенные усмотрели в придворном скандале более глубокий смысл. Первым высказался Мирабо — граф, ставший депутатом третьего сословия. Он назвал дело об ожерелье «прелюдией к революции». Его мнение позже разделят Гёте и Карлейль, оба проявлявшие интерес прежде всего к политической стороне события. У Гёте этот интерес воплотился в комедию «Великий Кофта», Т. Карлейль напишет историческое эссе «Бриллиантовое ожерелье»; отведет он этому факту место и в своей «Истории французской революции». Вообще говоря, дело это так или иначе привлекало внимание многих — оно нашло отклик в воспоминаниях современников, о нем высказывались политики и государственные деятели (Сен-Жюст, Наполеон), его изучали историки (Луи Блан, Альберт Метьез, Ф. Функ-Брентано) и по сей
Не обошли своим вниманием этот сюжет и писатели. Помимо Гёте, нашумевший на всю Европу процесс задел воображение его друга Ф. Шиллера, послужив толчком к написанию в 1789 году романа «Духовидец». О подробностях этой истории поэт мог узнать непосредственно от одного из пострадавших — от ювелира. Братья Гонкуры изложили беспримерное скандальное дело в своих исторических очерках, а для А. Дюма оно послужило основой сюжета романа «Ожерелье королевы». Автору не пришлось ничего выдумывать, требовалось лишь поднять на котурны приключенческой романтики подлинный жизненный случай. Впрочем, это не совсем удалось, и роман этот не лучший в его творчестве. Верно замечено, что в нем есть тайна, но отсутствует романтическая «пружина». Неудачу можно объяснить и тем, что в данном случае, как некоторые полагали, лучше вообще было не подвергать пересмотру «гениальное мастерство Действительности», ибо «самому изобретательному, самому изощренному выдумщику-писателю не повторить столь сложной ситуации, столь запутанной интриги». По мнению С. Цвейга, правдоподобно изложить эту историю трудно, поскольку, если следовать за событиями, получается «невероятнейшая невероятность», которая и для романа слишком уж неправдоподобна. С. Цвейг в биографии Марии-Антуанетты мастерски описал скандал с ожерельем, придерживаясь известных фактов, тщательно изучив весьма противоречивые обстоятельства дела и различные точки зрения на него.
Но С. Цвейг остался бы заурядным компилятором, если бы только дотошно следовал за фактами и мнениями. В главах «Афера с ожерельем», «Удар молнии в театр Рококо», «Процесс и приговор» (оценку книги в целом оставляю литературоведам) он не только описал грандиозный, оказавшийся для монархии фатальным скандал, не только достоверно воссоздал атмосферу предреволюционных лет, но, будучи тонким художником, проник в суть происшествия, психологически верно вскрыл подоплеку событий, беспощадно изобразив участников рокового фарса.
Что же, однако, произошло при дворе Людовика XVI в 1784 году, ровно за пять лет до того дня, когда Бастилия спустила свои висячие мосты, сдавшись восставшему народу?
Справедливо сказано, что в центре подлинной комедии всегда стоит женщина. В деле об ожерелье ею оказалась дочь разорившегося дворянина и опустившейся служанки. В семь лет, после смерти отца, брошенная матерью, Жанна стала бродяжкой. Нетрудно представить, какая ее ожидала судьба, если бы не случай. Выпрашивая на улицах милостыню, девочка обращалась к прохожим со словами: «Умоляю о милосердии к бедной сиротке из дома Валуа». Занятые своими делами, вечно куда-то спешащие прохожие не придавали значения словам ребенка. Но вот однажды их услышала маркиза Буленвилье. «Как, эта попрошайка — отпрыск королевского рода?!» Встреча с сердобольной маркизой разом изменила судьбу нищенки. Самое удивительное, что Жанна — законнорожденный ребенок Жака Сен-Реми, браконьера и пьяницы, действительно потомок Генриха II Валуа. Благодетельница помещает девочку в пансион, затем в монастырь для девушек из аристократических семей. Очень скоро, однако, Жанне наскучило наблюдать сквозь монастырскую калитку бьющую ключом жизнь по ту сторону ограды. Кровь предков бродит в ней. Ею овладевает мечта занять принадлежащее ей по праву положение потомка королевского рода. У нее, как отметит Т. Карлейль, очень «пикантная наружность», к тому же она умна, одарена грацией, обаятельна. Жанна мечтает о нарядах, о каретах, о богатом и знатном муже. Но судьба посылает ей в супруги заурядного жандармского служаку, мелкопоместного дворянина Николаса де Ламотта. Правда, он дает ей, титул графини, но только титул, ничего больше, да и то самовольно им присвоенный. Он разделяет ее страсть к роскоши.
Отныне с удвоенной энергией парочка молодоженов начинает свое восхождение наверх. О способах и средствах они мало задумываются. Через все ту же маркизу Жанна добивается приглашения во дворец к кардиналу Луи де Рогану, одному из самых богатых и знатных вельмож.
Теперь главное — не упустить шанс. Дамский угодник и простофиля, кардинал очарован графиней де Ламотт. Из своего успеха Жанна тотчас извлекает материальную выгоду: муж получает патент драгунского ротмистра, она — солидную сумму на покрытие долгов. Осталось неизвестным, был ли это бескорыстный дар или награда за женскую уступчивость. Так или иначе, нежданные луидоры разожгли аппетит, утвердив в мысли, сколь легко добывать золото. Но желание разбогатеть опережает возможности. Тем не менее чета де Ламотт, одержимая нетерпением, начинает жить на широкую ногу. В Париже на улице Нёв-Сен-Жиль снимает особняк, где ведет великосветскую жизнь. Никто не догадывается, что столовое серебро взято напрокат, как, впрочем, и прочая домашняя утварь и обстановка. Никому и в голову не может прийти, что графиня де Ламотт, имеющая права, в чем настойчиво убеждают кредиторов, на обширные поместья, на самом деле наглая обманщица. Но однажды парижские заимодавцы заявляют, что отказываются ждать, когда графиня получит, наконец, свои поместья и расплатится с долгами.