Рассказы. Часть 2

Федорович Дмитрий

– Вживайтесь в образ, – сказал он. – Я покидаю вас и появлюсь в вашей жизни не ранее, чем через неделю. Прощайте, Смок!

Больше Льюшки я не встречал. Уже потом, много времени спустя, мне удалось вскользь узнать о его гибели – чем-то он себя выдал, а может, кто-то предал его, не знаю. Великий Конклав не жалует отступников.

А меня вы можете встретить в парке, у моста – мы часто прогуливаемся там с Дианой: иногда в её природном виде борзой, иногда – женщины дивной красоты с глазами густого чайного цвета. На шее у неё в таком случае всегда висит кулон с той самой чёрной жемчужиной. Она ничего про меня не знает – да и знать, по-моему, не хочет. Чего вы хотите от мёртвой собаки? Она просто нашла себе нового хозяина.

Я шагаю по аллеям и думаю, что кто-нибудь

заговорит со мной, и мне суждено будет в свою очередь привести его к той памятной колонне. Я поднимаю глаза к небу, где в закатном солнце горят купола Петропавловского собора, и вспоминаю тот, давний, свой первый бал. Сколько их минуло с той поры! И в вихре их удовольствий нет-нет, да и проскальзывает, как порыв осеннего ветра, воспоминание о том, как мы смеялись и пили эль под мраморной колоннадой, и как, в сущности, одинок был тогда Льюшка. Это воспоминание заставляет меня поднимать воротник, склонять голову и замолкать надолго и сосредоточенно. Многие мысли приходят ко мне, и я гадаю, что могло бы случиться, если бы судьба в ту ночь чуть-чуть свернула в сторону. Но эти мысли бесплодны, и вместо того, чтобы отправляться домой, я вновь и вновь поворачиваю назад, к мосту. Тогда моя чуткая спутница останавливается и вопросительно смотрит мне в лицо. Потом еле слышно вздыхает и покорно идёт следом.

Я жду. Но, действительно – как же мало могущих увидеть! Это говорю вам я, живой вампир Смок.

Дорога к морю

Условие

Это сочинение – повествование об отпуске; в общем-то, достаточно банальном явлении в жизни любого человека.

Для построения сюжета выберем время и место его проведения. Лето? Безусловно. Ну, скажем, июль или август. Допустим, Крым.

Время крайне важно. Я имею в виду – более глобально: не месяц, но год. Хотя бы примерно. Пользуясь авторским правом, я выбираю конец восьмидесятых годов двадцатого столетия. Почему? Да потому что для подавляющего большинства граждан бывшего Советского Союза (а я пишу именно для них) именно эти годы были временем наилучшей жизни. Не хочу и не буду полемизировать о целесообразности того, что случилось, просто отмечу как факт: это были годы расцвета экономики – как бы ни пытались меня уверить в обратном (а я верю собственному кошельку больше, чем всем уверениям вместе взятым), и на каких бы шатких устоях (по словам этих же самых уверителей) ни базировался упомянутый расцвет. И это были годы, которые сейчас с удовольствием и грустью вспоминает моё поколение.

Но – к делу!

Зарождение

Дорога к морю начинается в конце января, когда отойдёт праздничное возбуждение, связанное с ожиданием и празднованием Нового года. В воображении, несмотря на снег и морозы, вдруг начинают исподволь, вкрадчиво пробиваться влажные весенние ветры; они крепнут, они приносят непонятные запахи выжженных солнцем степей и далёкий рокот моря. И внезапно ты замечаешь, что уже давно обдумываешь предстоящее летом путешествие, все связанные с этим бесконечные мелкие заботы и тревоги. Несколько дней ты пытаешься бороться с собой, безуспешно воскрешая в памяти тягучее ощущение ожидания отъезда – там, на юге, к концу срока, оно обязательно появляется – но, сражённый в неравной борьбе (ты уже подспудно знаешь, что обречён на поражение, и принимаешь его радостно), начинаешь прикидывать возможные варианты маршрута, выбираешь друзей, с которыми поедешь; появляется пока ещё еле заметная тревога о билетах, о погоде, о дате отпуска – её надо утвердить у начальства – и о бездне всяких мелких и неизбежных вопросов, которые следует уладить и согласовать.

Кстати, ехать на юг просто необходимо не одному, а в компании. Оптимальный вариант – два-три человека. Меньше нельзя: в одиночку ты взвоешь от скуки на третий день. Так уж устроен человек – ему мало получать удовольствие самому, надо, чтобы обязательно было с кем этим удовольствием поделиться. Больше тоже нельзя из-за того, что невозможно подобрать характеры настолько схожие, чтобы всем одновременно хотелось приблизительно одного и того же, а разногласия в компании – смерть для отпуска.

В феврале-марте, когда деревья тревожно вздымают голые ветви к влажному небу, эти настроения носят неустойчивый характер: слишком много других забот, слишком далёк срок отпуска, слишком много неясностей с подобными обстоятельствами у друзей. Да и денежный вопрос – немаловажный! – также требует внимания. Я имею в виду самое обычное накопление нужной суммы.

В апреле же, мае и особенно в июне-июле ожидание становится невыносимым; появляется то, что называется чемоданным настроением – полулихорадочное рассеянное состояние, когда работа продвигается лишь с большим трудом, когда замечания и придирки руководства теряют былую магическую силу, и даже самые насущные вопросы, не терпящие отлагательства, с лёгкой душой откладываются "на потом".

И вот приходит долгожданная неделя, а потом и день – тот самый последний день перед отпуском, когда наручные часы умирают и стрелки намертво приклеиваются к циферблату.

Imagine

Июнь. Цветёт липа. Под деревьями – дикий, кисло-сладкий запах. Запах пробивается даже сквозь выхлопы бензиновой гари. Тротуар, как мельчайшей бронзовой стружкой, усыпан отцветшими и опадающими тычинками.

Это значит – лето в самой поре. Самые длинные дни рождаются рано, и уже около четырёх часов небо светлеет, выглядывает солнце и тут же споро принимается укорачивать тени. Утренняя свежесть длится всего несколько часов, и вот уже набирающий силу зной властно обрушивается на проснувшийся город.

Но нам ещё рано на юг. Благословенный и ровный август ещё не пришел, и остается утешаться тем, что эта самая жара, от которой мякнет асфальт и душа задыхается в каменных стенах – эта же самая жара заботливо греет, кипятит для нас воду ласкового моря.

Канун

Итак, приходит долгожданная неделя, а потом и день – тот самый последний день перед отпуском, когда наручные часы умирают и стрелки намертво приклеиваются к циферблату. Мыслями ты уже там, среди перемешавшейся между собой синевы моря и неба. Как невыносимо и вместе с тем блаженно ощущение истекающих последних минут! И после того, как бесконечный рабочий день всё-таки окончен, наступает какое-то легкое и приятное ошеломление: вот оно! Дождались!

Наконец-то.

Хлопоты

Да, маленькое отвлечение. Хлопоты и сборы в дорогу – вещь приятная, но утомительная. Самый главный и основной вопрос – билеты.

Нет, не так просто – билеты, а Билеты. БИЛЕТЫ. БИЛЕТЫ!!!

Человеку, в летнее время пытавшемуся достать (я намеренно не пишу – купить) билеты в южном направлении – не забывай, мы говорим о восьмидесятых! – этому безымянному герою давно следует поставить на Курском вокзале Москвы памятник. Или на Киевском. И повторить его уменьшенную копию на всех вокзалах бывшего Советского Союза. Я так и вижу его – на Бережковской набережной стоит бронзовая фигура с пузатым чемоданом в руке, в помятой шляпе, с накинутым на руку плащом (это проклятое наше «на всякий случай»), отягощенная дородной супругой и детьми. Но как выразить в металле всю безысходность – "билетов нет" – и надежду на конечную неимоверно трудную победу? Ведь, в общем-то, уезжали практически все: правдами или неправдами, через десятых знакомых, но вожделенные билеты всё же приобретались. Но чего это стоило!

Ночные очереди с записями трёх– и четырёхзначных номеров. Гладкие наглые рожи, пытающиеся влезть без очереди (и обычно им это удаётся). Женский крик и скандалы. Нервотрёпка и сознание бесполезно растрачиваемого времени. Отчаяние. И ожидание, бесконечное томительное ожидание.

И всё-таки я утверждаю – на юг следует ехать, заранее имея билет в оба конца. Только тогда тебе даруется истинная свобода, не омрачённая предвкушением всего этого ужаса.

Поезд