Рассказы

Хейдок Альфред Петрович

Так размышлял я, перестав замечать окружающее, пока не очутился перед межой, ведущей на вершину холма.

Взглянув на часы, я убедился, что до заката еще добрых полчаса.

— Ну, что ж, — решил я, — должен же кто-нибудь прийти первым. И стал взбираться по меже.

Под елью никого не было, но когда я подошел вплотную, из-за толстого ствола стремительно шагнула белая фигура с распущенными по плечам каштановыми волосами — Марьюшка опередила меня.

— Ты… ты пришел на… насовсем?

— Навсегда, — сказал я и жадно привлек ее к себе. Тут она зарыдала:

— Целуй

меня скорее, иначе не успокоюсь… так… так… Ох, как запахло жасмином! Откуда бы ему взяться?!

Я тоже услышал. Так пахли пальчики Дулмы на Дивной горе. Стало быть, пришла присутствовать при завершении начатого ею дела. Феи ведь, будь сказано не в упрек людям, не бывают неблагодарными.

г. Балхаш, 20.07.79 г.

Очерк о Змеиногорске

— Лучше нашего климата нет! — сказала местная жительница. В голосе её звучала покоряющая убежденность.

Но меня и не надо было убеждать — я уже успел влюбиться в этот небольшой город, расположившийся, как в чаше, посреди холмов. По склону одного из них он ползет вверх и двумя улицами, кое-где разветвляясь, исчезает за невысоким перевалом.

«Маленькие деревянные домики и большие огороды», — так охарактеризовала его моя спутница. Везде много зелени, старые деревья, черемуха, у окон домиков — сирень. Эх, пройтись бы по этой улице вечером в начале лета, когда все тут цветет и благоухает!

И ни одной заводской трубы! Кто говорит, что тут десять тысяч жителей, а кто — что двадцать. Это районный центр, в нем имеются и кино, и детская музыкальная школа, и своя газета, и автовокзал, откуда разбегаются рейсы в разные стороны, в том числе на месторождение алтайских самоцветов — Колывань, родину уникальной Царицы ваз 3 (Эрмитаж). Напомним — ваза сделана из монолитной глыбы, а диаметр её что-то более пяти метров! Отсюда до Колывани сто двадцать километров.

3

Пройдя через тайгу и перевалы путем, которым сотни крепостных мужиков тащили из Ревнюхи в Колывань многотонную заготовку для Царицы ваз, увидев творение алтайских камнерезов, я окончательно убедился, что слава больших столиц покоится на таланте, мастерстве и терпении провинциальных сел и городов.

В. Слободчиков

Мы сидим на краю города у подножия круто поднимающегося холма. На вершине соседнего холма поблескивают на закатном солнышке большие буквы: «В 1986 году нашему городу Змеиногорску -250 лет».

— Бабушка, — обращается моя спутница к проходящей мимо нас старушке, — на этой горе (она указывает на холм, у подножия которого мы сидим) земляника растёт?

— Растёт, да коровы её всю поедают. За земляникой дальше надо ходить. Вот я, захочу малины, вон туда хожу. Она махнула рукой куда-то на запад. — Нарву ведро — надолго хватит.

По словам старушки, коровы здесь бродят самостоятельно,

без пастуха, и сами приходят домой для очередной дойки. Качество молока меня восхитило.

Другая женщина, домик которой стоял на берегу речки Змеевки, сообщила, что вся почва под городом золотоносная и что она сама в дни молодости помогала отцу намывать золото на Змеевке.

— Теперь это запрещено, — пояснила она. Сосед (она назвала фамилию) начал было заниматься этим промыслом, так его вызвали к властям и пригрозили наказанием. Но когда дело дойдет до женитьбы сыновей, я все равно на обручальные кольца им золота намою.

В этом городе из кранов водопровода льется вода чистая, как слеза, и ни в каком хлорировании не нуждается.

Но самое удивительное — в этом городе нет преступности, нет злостного хулиганства!

— Конечно, иногда молодежь подерется, а так — мы можем спать с открытыми дверями, — заявил мне один гражданин.

Уходя из своей комнаты в гостинице, я попросил ключ, чтобы запереть двери. Оказалось, ключи давно растеряны жильцами, а запирать двери нет никакой надобности — никто чужого не возьмет. И действительно…

Но такая аномалия требовала объяснения. Как так? Весь мир стонет от нарастающей преступности, ищет способы борьбы с нею: а тут — нет преступности!

Сухологичное объяснение быстро было найдено: здесь нет промышленности, значит нет и пришлого элемента, текучести кадров и т. п. Но истинную причину я узнал только при отъезде, на автовокзале, когда я разговорился с интересной словоохотливой дамой. За десять минут разговора с ней я узнал о городе гораздо больше, чем за всю неделю пребывания в нем.

Она рассказала, что коренные жители города — старообрядцы, которых здесь называют кержаками, так как их предки когда-то жили по реке Керженец, на Урале. Каждый второй дом в городе — дом кержака. Их селения разбросаны в более отдаленной от города окрестности, где они до сих пор сохраняют свой веками установленный быт и нравы. По-прежнему, если иноверец попросит у них воды напиться, дадут, но посуду, которой коснулись губы иноверца, считают оскверненной и разобьют ее. Раз в год они приезжают в город: закупают муку, соль, спички и другие товары на весь год. На своих полях выращивают, главным образом, картофель, качают мед, который сдают государству, чтобы иметь деньги на расходы. Ведут, так называемое, натуральное хозяйство. Некоторые кержацкие селения расположены в горах, и добраться до них можно только в июле месяце. Там свои порядки…

Почва под городом золотоносная и полна микроэлементов настолько, что население города собирает в своих огородах барит и сдает его в казну. Это место при Петре Великом открыли недоброй памяти купцы Демидовы, ставшие первыми заводчиками на Урале. Каменные дома, за исключением построенных при Советской власти, все демидовские. Они же построили плотину на речке, образовав, таким образом, водохранилище. Здесь у Демидовых были шахты, где добывали золото. Говорят, что доныне сохранился подземный ход из конторы Демидовых прямо в шахты. И теперь в шахтах добывают золото, хотят еще расширить добычу. Недавно сюда приезжал министр цветной промышленности.