Рассказы
Шрифт:
Я должен был что-нибудь сделать.
Месть? Месть — это для умственно отсталых. Я подписывал петиции в ООН, призывая мировое сообщество безоговорочно отменить смертную казнь. Я думал так тогда, думаю так и сейчас. Неправильно было отбирать человеческую жизнь — я с детства всем сердцем верил в это. Возможно, это начиналось, как религиозная догма, но когда я вырос и растерял все нелепые иллюзии, неприкосновенность жизни осталась одним из немногих убеждений, которые, как я решил, стоит сохранить. Помимо некоторых прагматических соображений, человеческое сознание всегда казалось мне самой удивительной, поразительной, божественной вещью во Вселенной. Вините в этом моё воспитание,
Скажи некоторым людям, что ты пацифист — и через десять секунд они изобретут ситуацию, когда миллионы людей умрут в ужасных страданиях, а твои близкие будут изнасилованы и замучены, если ты не вышибешь кому-нибудь мозги. (По какой-нибудь надуманной причине просто ранить всесильного безумца невозможно.) Забавно то, что они, оказывается, презирают тебя ещё больше, когда ты признаёшь — да, я сделал бы это, при таких условиях — я убил бы.
Однако, Андерсон, очевидно, не был всесильным безумцем. Я понятия не имел, способен ли он убить снова. Что касается возможности исправления, тяжёлого детства или его заботливого и сострадательного «второго я», которое, возможно, прячется за фасадом брутальной внешности — это меня нисколько не волновало, но, тем не менее, я был убеждён, что убивать его было бы неправильно.
Я впервые купил оружие. Это было легко, и вполне легально; может, компьютеры просто не смогли связать мое разрешение с освобождением убийцы моей жены, или, возможно, связь была обнаружена, но сочтена неважной.
Я записался в спортивный клуб, полный народа, проводившего три часа в неделю, не делая ничего, кроме стрельбы по движущимся мишеням, изображавшим людей. Развлекательное времяпровождение, безобидное, как фехтование; я научился говорить это с невозмутимым видом.
Анонимная покупка боеприпасов у членов клуба была незаконной; пули, испарявшиеся при ударе, не оставляли баллистических доказательств, связывающих их с конкретным оружием. Я просмотрел судебные записи; обычный приговор за владение такими вещами был пятьсот долларов штрафа. Глушитель тоже был незаконным, наказание за владение им — таким же.
Я обдумывал это каждую ночь. И каждую ночь приходил к одному и тому же выводу: несмотря на свою тщательную подготовку, я не собирался никого убивать. Одна часть меня хотела этого, другая — нет, но я очень хорошо знал, какая была сильнее. Я провёл бы остаток жизни, мечтая об этом, прекрасно зная, что никакое количество ненависти, скорби или отчаяния никогда не заставят меня действовать против своей природы.
Я развернул упаковку. Я ожидал броского насмешливого культуриста, вытаскивающего автомат, но упаковка была невзрачной, однотонно-серой, без маркировок, только код товара и название торговой фирмы — «Механический сад».
Я заказывал это через онлайн-каталог, за наличные через общественный терминал, а получателем указал Марка Карвера в филиале Магазина имплантов, в Четсвуде, далеко от моего дома. Всё это было параноидальным бредом, поскольку имплант был легальным, и всё это было вполне разумно, потому, что покупая это, я чувствовал себя гораздо больше встревоженным и виноватым, чем из-за покупки оружия и боеприпасов.
Описание в каталоге начиналось с заявления — Жизнь ничего не стоит! Дальше шло несколько строк болтовни в том же духе: Люди — это мясо. Они ничто, они бесполезны. Впрочем, точные слова не имели значения; они были частью
Я открыл коробку. Там была брошюрка с инструкцией на семнадцати языках. Программатор. Пара пинцетов. Аппликатор. И сам имплант, упакованный в пузырчатый пластик, маркированный, как стерильный, если не вскрыта упаковка. Он был похож на маленький камешек.
Я никогда не пользовался имплантами раньше, но тысячу раз видел по головизору, как это делали. Помещаете его в программатор, активируете, указываете продолжительность активности. Аппликатор был исключительно для новичков, искушённые знатоки помещали имплант на кончик мизинца и изящно отправляли его в ноздрю, любую, на выбор.
Имплант проникал в мозг, выпускал рой наномашин для исследования, и устанавливал связи с основными нейронными системами, а потом на заданное время — примерно, от часа до бесконечности — переходил в активный режим, выполняя своё предназначение, каким бы оно не было. Множественный оргазм в левом колене. Сделать так, чтобы синий цвет имел давно забытый вкус материнского молока. Или запись данных в память: «Я добьюсь успеха», «Я счастлив на работе», «Жизнь после смерти существует», «В Бельзене никто не умирал», «Четыре ноги — хорошо, две — плохо»…
Я собрал все обратно в коробку, положил его в ящик, взял три таблетки снотворного, и лег спать.
Возможно, это из-за лени. Я всегда был склонен выбирать возможности, избавлявшие меня от будущего столкновения с теми же проблемами; казалось бессмысленным проходить несколько раз через те же муки совести. Не воспользоваться имплантом — означало бы подтвердить этот выбор, день за днём, на протяжении всей моей жизни.
Или, может я никогда по-настоящему не верил, что эта нелепая игрушка сработает. Может, я надеялся доказать, что мои убеждения, в отличие от других людей, были запечатлены на какой-то метафизической скрижали, парившей в духовном измерении, недостижимой для обычных механизмов.
Или, возможно, я просто хотел внутренне оправдать то, что собирался убить Андерсона, хотя всё еще верил, что настоящий я никогда бы этого не сделал.
По крайней мере я уверен в одном. Я не делал это для Эми.
На следующий день, я проснулся на рассвете, хотя мне совсем не надо было вставать — я был в ежегодном отпуске, на месяц. Я оделся, съел завтрак, потом снова распаковал имплант и внимательно прочёл инструкцию.
Затем уверенно взломал стерильные пузырьки, открывая упаковку, и пинцетом бросил крупинку импланта в углубление программатора.
Программатор сказал:
— Вы говорите по английски?
Голос напомнил мне один из диспетчерских пунктов на работе: глубокий, но какой-то бесполый, деловой, без механической резкости, и всё же, явно не человеческий.
— Да.
— Вы хотите запрограммировать имплант?
— Да.
— Пожалуйста, укажите активный период.
— Три дня. — Трех дней должно быть достаточно, конечно. Если нет, имплант выключится.