Рассказы
Шрифт:
Рядом с моей гостиницей находилось кафе с романтическим названием «Пук». В гидах написано, что в «Пуке» искрометно завязываются знакомства. (Так оно и произошло. Но об этом ниже).
Для вегетарианцев гиды рекомендуют ресторан «Князь Мышкин». Он здесь, недалеко. (Связь между Мышкиным и вегетарианством осталась для меня тайной). Я не вегетарианец, поэтому питался преимущественно белыми, специфически баварскими сосисками «вайсвурт».
«Вайсвурт», оказывается, надо есть днём. После 18.00 есть «вайсвурт» — это дурной тон. Как у нас пить водку до 11.00. Дело в том, что раньше, лет 300–400
Кстати сказать, баварские сосиски не варят, а просто разогревают кипятком. Берётся сосиска и кладётся в горячую воду. Такая сосиска называется «припущенной». Варить баварские сосиски — это всё равно, что кипятить квас или жарить солёные огурцы. Варварство.
В Баварии какой-то странный жмотизм с хлебом. Считают каждый кусок. Но хлеб — очень вкусный.
Еще я ел «бифлямот» (говядину по-мюнхенски) и «шляхт-пляттэ» (ассорти из сосисок и колбасок). Сытная пища. Во французских путеводителях написано буквально так: «В Мюнхене вы хорошенько натянете кожицу на животике». Натянете, еще как. Особенно, если с пивом.
У баварцев масса историй, легенд и баек о пользе пива.
Например, в Баварии, в двух с половиной часах езды от Мюнхена, есть замечательный город Ротенбург. Ротенбург — город-шкатулочка. Всё средневековое. Ни один древний кирпич не уничтожен. (Странно, но город встретил нас песней «Распрягайте, хлопцы, кони..» На площади пел наш хор).
А всё вот почему.
Однажды нехороший северный император захватил Ротенбург и решил его разрушить. А потом ради хохмы сказал: «Я не разрушу Ротенбург, если кто-нибудь из вас ротенберхцев, з; раз, не отрываясь, выпьет 3,5 литра вина». Тогда из толпы вышел градоначальник Майстер Трунк и выпил. Причем без особых усилий и даже с большим удовольствием. И город был спасен.
Весь Мюнхен уставлен львами (как, например, Прага — коровами). Лев — символ Мюнхена. Львы — раскрашены и разряжены. Самый трогательный манекен: явно пожилая львица в нижнем женском белье. Похожа на Ирину Аллегрову.
Музеев в Мюнхене страшное количество. Старая и Новая Пинакотеки. Музей современного искусства. Очаровательная вилла Штука. О, этот немецкий язык! Например, картина, изображающая ангела, сторожащего вход в рай. По-немецки: «Вахтер рая».
Баварию мы объехали с супругой преимущественно на поезде. Во все интересные места поезда идут либо через мистический населенный пункт под названием Бухло (Buchloe), либо — минуя Бухло. Если не через Бухло — то без пересадки, а если через Бухло — то с пересадкой в этом самом Бухле.
В малепусеньких замках по дороге, скажем, в замке Ослика (Харбург), уютная немецкая бабушка-экскурсовод рассказывает массу трогательных деталей из средневековой жизни. Например, что гусиные перья для письма брались только из левых крыльев. Не знал. О том, что на средневековых портретах никто никогда не улыбается, потому что тогда не было стоматологов. Не догадывался.
В средневековых немецких замках пахнет цветочным мылом.
Но бог с ними, с замками.
Мы вернулись из поездки в Линдерхоф и Нойшванштайн вечером. Жена устала и пошла спать. А я решил все-таки поужинать в кафе «Пук». В том самом, где быстро сводятся знакомства. Не подумайте чего плохого. Просто я хотел съесть шляхт-пляттэ и запить его пивом. Растянуть кожу на животике.
Обычно в «Пуке» очень шумно и громко играет музыка. Сейчас было тихо и малолюдно. Пока несли пляттэ, я листал русский гид по Баварии. Что-то выписывал в записнушку. Терзала мысль: надо что-то писать. Побывал в Баварии. О чем писать? О пинакотеке и вилле Штука? Про них и так все знают. Тоска.
— Извините, вы из России?
Я увидел напротив себя моего ровесника. Как и я, в очках. С кружкой пива и тоже с записной книжкой. Он был слегка навеселе.
— Простите, что беспокою, — сказал он на хорошем русском, но с обычным немецким акцентом.
— Ничего-ничего. Пожалуйста. Да, я из России. Из Москвы.
— Меня зовут Петер, — он сел.
— Владимир. Очень приятно.
— Взаимно. Я недавно был в Москве.
— Понравилось?
— О да! Шумно, конечно. И темп жизни… Но…
— Это правда. Здесь потише.
— О да! Понимаете… Я журналист. Можно сказать, писатель. Ну… Не то чтобы… Пишу в журнале.
— Интересно. А я преподаватель. И о чем же вы пишете?
— Обо всем. О жизни, об интересных историях, о приключениях, путешествиях…
— Забавно.
— Да, это забавно. Но… Знаете, это очень трудно — каждый месяц сочинять какую-нибудь интересную и смешную историю. Такую, чтобы ее читали. Чтобы она нравилась.
— Догадываюсь.
— Нет, вы не представляете себе, как это нелегко… Я написал уже, по-моему, двести или триста рассказов! — Петер явно волновался. В его голосе гордость переплеталась с волнением.
— Ого! О’Генри написал, кажется, двести.
— Да, — печально улыбнулся Петер. — Двести восемьдесят семь. И умер. Но я не собираюсь умирать! Я напишу еще двести восемьдесят семь рассказов. И еще семьсот восемьдесят два!
— Обязательно напишете! — сказал я, а про себя подумал: «Хрен ты столько напишешь».
Петер решительно отпил пива и еще более решительно произнес:
— Сейчас мне нужно написать что-нибудь интересное о Москве. Не зря же я туда ездил. Но я никак не могу придумать — что именно.
— Напишите о Красной площади.
— О ней уже все написано.
— О Большом театре… Об Арбате…
Петер отмахнулся:
— Когда я учил русский язык, я все время читал про Большой театр, про Гагарина, про Красную площадь… Нет, это не то! Нужна какая-нибудь интересная история. Как это по-русски… Житейная…
— Житейская.
— Вот-вот. Из жизни. Мой журнал называется «Семья»… «Ди фамилие»…
Я непроизвольно присвистнул:
— Хорошее название!
И автоматически мысленно добавил: «А главное — редкое».
— Нужен какой-нибудь сюжет. Забавный и понятный, — не унимался Петер. — Я понимаю, что это глупо и как это по-русски… навязывательно… Навязательно…
— Навязчиво. Да нет, Петер, мне очень интересно. Вы не представляете, как мне это интересно.
— Спасибо, Владимир! Да, это глупо и … навязчиво! Но, может быть, вы можете что-нибудь посоветовать. Нет-нет… Если…