Шрифт:
Бернард Маламуд
Рассказы
ВОТ ОН КЛЮЧ!
Погожим деньком на исходе римской осени Карл Шнейдер, итальянист, выпускник Колумбийского университета, вышел из конторы агента по торговле недвижимостью после удручающего утра, - убитого на поиски квартиры, и двинулся по виа Венето. Рим, этот город, вечно поражающий воображение, поразил его до крайности неприятно. В первый раз после своей женитьбы он тяготился одиночеством, вожделел проходящих мимо прелестных итальянок, особенно тех, у кого, судя по виду, водились деньги. Надо быть последним дураком, думал он, чтобы приехать сюда не при деньгах.
Прошлой весной ему отказали в фулбрайтовской стипендии {По закону Фулбрайта (принят Конгрессом США в 1946 году), названному в честь
– Мы же читали, какая в Риме дороговизна. Откуда мы знаем, можно ли там прожить на такие деньги?
– Иной раз приходится идти на риск, - сказал Карл.
– Смотря на какой риск - при двух-то детях, - парировала Норма; но все же решилась рискнуть, и шестнадцатого октября, уже по окончании сезона, они отплыли в Италию, а двадцать шестого приплыли в Неаполь, откуда не мешкая поехали прямо в Рим в надежде быстро найти квартиру и тем самым сэкономить деньги, хотя Норме очень хотелось увидеть Капри, а Карлу хоть немного пожить в Помпее.
В Риме, хотя Карл легко ориентировался и объяснялся, приступив к поискам недорогой меблированной квартиры, они натолкнулись на серьезные препятствия. Они рассчитывали снять квартиру с двумя спальнями - и тогда Карл будет работать в их спальне - или с одной спальней и большой комнатой для прислуги - тогда там будут спать дети. Они обошли весь город, но ни одной приличной квартиры по их деньгам - за пятьдесят - пятьдесят пять тысяч лир в месяц, то есть в пределах девяноста долларов, найти не удалось. Карл раскопал несколько квартирок по сходной цене, но лишь в ужасающих кварталах Трастевере; во всех других районах у квартир неизменно обнаруживались какие-нибудь роковые изъяны: где не было отопления, где самой необходимой мебели, а где и водопровода или канализации.
В довершение неприятностей на вторую неделю их жизни в унылом пансиончике у детей началось тяжелое желудочное расстройство; в одну ночь они не скоро ее забудут - Майка, их младшего, пришлось раз десять носить в уборную, а у Кристины температура подскочила до сорока, после чего Норма, которой как молоко, так и чистоплотность обслуги пансиона не внушали доверия, сказала, что в гостинице им будет лучше. Когда у Кристины спала температура, они по совету одного знакомого фулбрайтовского стипендиата переехали в "Sora Cecilia" {Сестра Цецилия (итал.).}, второразрядную albergo {гостиницу (итал.).}. Гостиница занимала пятиэтажный дом, нарезанный на множество узких с высоченными потолками номеров, смахивающих на денники. Уборных при номерах не имелось, зато цены были приемлемые. Других достоинств у гостиницы не водилось, если не считать ее местоположения неподалеку от пьяцца Навона, очаровательной площади XVII века, застроенной восхитительно живописными особняками густо-красного цвета. На площади били разом три фонтана, и Карл с Нормой любовались игрой их струй и скульптурными группами, но дни шли, а они как были, так и оставались бесприютными и, понуро выгуливая детей вокруг фонтанов, вскоре перестали воспринимать их красоту.
Поначалу Карл избегал агентов по продаже недвижимости: не хотел тратиться на комиссионные - как-никак целых пять процентов годовой платы; когда же, пав духом, он стал наведываться в их конторы, ему отвечали, что он опоздал - в эту пору за такие деньги ничего не снимешь.
– Что бы вам в июле приехать, - сказал один агент.
– Но я приехал сейчас.
Агент развел руками:
– Я верю в чудеса, но творить их дано не всякому. Имеет смысл заплатить семьдесят пять тысяч и жить с комфортом, как все американцы.
– Мне это не по карману, а если за отопление платить особо, то и подавно.
– В таком случае вы всю зиму проторчите в гостинице.
– Очень тронут вашим участием.
– Карл ушел из агентства, сильно ожесточась душой.
И тем не менее время от времени агенты звонили ему - звали посмотреть очередное "чудо". Один показал ему недурную квартирку, выходящую окнами на регулярный сад какого-то князя. За нее просили шестьдесят тысяч, и Карл снял бы ее, если бы жилец из соседней квартиры не предупредил его - Карл вернулся, так как агент не внушил ему доверия, - что квартира обогревается электричеством, а значит, придется выложить еще двадцать тысяч в месяц сверх шестидесяти. Другое "чудо" - однокомнатную студию на виа Маргутта за сорок тысяч - предложил ему брат агента. Иногда Норме позванивала агентша и нахваливала чудесные квартиры в Париоли: восемь дивных комнат, три спальни, две ванных, кухня не отличить от американской, холодильник, гараж - для американской семьи ничего лучше не сыскать, двести тысяч в месяц.
– Ради бога, хватит, - сказала Норма.
– Я свихнусь, - сказал Карл.
Он не находил себе места - время бежит, почти месяц прошел, а он еще не садился за работу. Приуныла и Норма - ей приходилось стирать детские вещички в раковине нетопленого, захламленного номера. Мало того, за прошлую неделю им предъявили в гостинице счет аж на двадцать тысяч, плюс две тысячи в день у них уходило на еду, хотя ели они кое-как, а для детей Норма готовила сама на специально купленной для этого плитке.
– Карл, что, если мне пойти работать?
– Хватит с меня твоих работ, - ответил он.
– Ты же тогда ничего не увидишь.
– А что я так вижу? Я нигде, кроме Колизея, и не была. Тут она и предложила снять квартиру без мебели, а мебель построить.
– Где я возьму инструмент?
– сказал Карл.
– Ну посуди сама, во что нам обойдется дерево в стране, где дешевле настилать мраморные полы? И кто, интересно, будет заниматься наукой, пока я буду плотничать и столярничать?
– Хорошо, - сказала она.
– Замнем для ясности.
– А что, если снять квартиру за семьдесят пять тысяч, но уехать через пять-шесть месяцев?
– спросил Карл.
– А ты успеешь закончить диссертацию за полгода?
– Нет.
– Мне казалось, мы приехали сюда в первую очередь для того, чтобы ты закончил диссертацию.
И Норма прокляла день и час, когда услышала об Италии.
– Довольно, - сказал Карл.
Он совсем потерял голову, клял себя - приехал, не подумав, чем это обернется для Нормы и ребятишек. Не понимал, почему все складывается так неудачно. А когда не клял себя, клял итальянцев. Бесчувственные, скользкие, человек попал в такой переплет, а им хоть бы хны. Он не может найти с ними общего языка, хоть и знает их язык. Не может заставить их объясниться начистоту, пробудить в них сострадание к его затруднениям. Чувствовал, как рушатся его планы, его надежды, и опасался, если квартира вскоре не найдется, разочароваться в Италии.