Рассказы (-)
Шрифт:
– Что ж, - сказал президент и вгляделся в Джонни повнимательнее, - если это все, что ему нужно, небольшую лошадку почистить недолго. Хорошо бы всем, кто ко мне приходит, требовалось так мало.
И все же он заставил Джонни заговорить, такие люди это умеют, и Джонни сам не заметил, как стал рассказывать ему свою биографию.
– Да, - сказал президент, когда он кончил, - лежачим камнем вас не назовешь. Но в этом ничего плохого нет. И для человека с таким разнообразным опытом, как у вас, мне ясно представляется одна-единственная карьера. Политика!
– произнес он и стукнул правым кулаком по левой руке.
– Что ж, - сказал Джонни и почесал в затылке, - я, с тех пор как приехал в Вашингтон, думал об этом. Да вот не знаю, гожусь ли я на это дело.
– Речь написать ты можешь, - сказал конгрессмен Марш задумчиво.
– Ты мне с моими речами сколько раз помогал. И вообще малый ты симпатичный. И родился в бедности, и сам из бедности поднялся, и даже воинские заслуги у тебя имеются. Да что там, черт возьми, - вы уж меня извините, господин президент, - он и сейчас стоит пятьсот голосов.
– Я... вы, джентльмены, мне льстите, - сказал Джонни, сконфуженный и польщенный, - но вот займусь я политикой, чем же я кончу?
У президента выражение сделалось скромное.
– Быть президентом Соединенных Штатов, - сказал он, - это законная мечта любого американского гражданина. Если, конечно, его изберут.
– Да-а, - протянул Джонни, и у него даже в глазах потемнело.
– Об этом я и не думал. Да, это великое дело. Но и ответственность, наверно, немалая.
– Правильно, - сказал президент и стал очень похож на свои предвыборные снимки.
– Да, ответственность, должно быть, ужасающая - даже не знаю, как простой смертный может ее выдержать. Скажите, господин президент, можно задать вам вопрос?
– Разумеется, - ответил президент, и он выглядел более гордым и более ответственным и с каждой минутой делался все более похож на свои предвыборные портреты.
– Так вот, - сказал Джонни, - вопрос как будто дурацкий, но дело вот в чем. Страна у нас большущая, господин президент, и живет в ней пропасть самых разных людей. Как может президент угодить всем этим людям одновременно? Вы, например, можете, господин президент?
На минуту президент как будто опешил. Но потом устремил на Джонни взгляд государственного мужа.
– С помощью божией, - произнес он торжественно, - и согласно с принципами нашей великой партии я намерен...
– Но конца этой фразы Джонни даже недослышал. Президент еще говорил, а Джонни услыхал за дверью, в коридоре, шаги, и почему-то он знал, что шаги это не секретаря и не сторожа. Он порадовался, что президент сказал "С помощью божией", от этого шаги как будто стали легче. И когда президент умолк, Джонни поклонился.
– Благодарю вас, господин президент, вот это мне и хотелось узнать. А теперь поеду-ка я лучше домой в Мартинсвилл.
– Домой в Мартинсвилл?
– удивился президент.
– Да, сэр, - сказал Джонни.
– Думаю, что для политики я не гожусь.
– И больше тебе нечего сказать президенту Соединенных Штатов?
– вскипел будущий дядюшка.
Но президент тем временем задумался, а человек он был покрупнее, чем конгрессмен Марш.
– Минутку, конгрессмен, - сказал он, - Этот молодой человек хотя бы честный и с виду мне нравится. К тому же из всех, кто приходил ко мне за последние полгода, он единственный ничего не просил, он да еще кошка в Белом доме, но ей, мне кажется, тоже что-то было нужно, потому что она мяукала. Вы не хотите быть президентом, молодой человек, и, сказать вам по секрету, я вас не осуждаю. Но не хотите ли вы стать почтмейстером в Мартинсвилле?
– Почтмейстером в Мартинсвилле?
– сказал Джонни.
– Но...
– Да, почта там захудалая, - сказал президент, - но это я раз в жизни сделаю что-то потому, что хочу. И пусть там конгресс кричит и плачет. Ну как, да или нет?
Джонни подумал о всех местах, где побывал, о всех ремеслах, какие перепробовал. Как ни странно, вспомнился ему старый пьяный скрипач, что умер в канаве, но им он не мог бы стать, это он знал. А больше всего он думал о Мартинсвилле и о Сюзи Марш. И хотя только что слышал шаги Смерти Дуракам, он вызвал его на бой.
– Да, - сказал он, - конечно. Тогда я смогу жениться на Сюзи.
– Лучшей причины вам и не сыскать, - сказал президент.
– Одну минуту, сейчас напишу записку.
И он сдержал слово, и Джонни женился на своей Сюзи, и они уехали жить в Мартинсвилл. И Джонни, как только постиг премудрость почтмейстерства, убедился, что ремесло это не хуже других. Почты в Мартинсвилл приходило немного, а в свободное время он заправлял мельницей, и это тоже было хорошее ремесло. И все время, чем бы он ни был занят, он знал, что еще не до конца расквитался со Смертью Дуракам. Но это его не очень волновало, потому что и он и Сюзи были счастливы. А через какое-то время у них родился ребенок, и такого чуда еще не случалось ни у одной молодой пары, хотя врач утверждал, что младенец совершенно нормальный.
Однажды вечером, когда его сынишке было год или около того, Джонни пошел домой вдоль реки. Дорога эта была чуть дальше, чем верхом, но там чувствовалась вечерняя прохлада, и бывают минуты, когда человеку хочется побыть одному, как бы он ни любил свою жену и ребенка.
Он думал о том, как все для него обернулось, и это казалось ему удивительным и странным, как бывает с людьми, когда они вспоминают свое прошлое. И думал он так старательно, что чуть не споткнулся о старого точильщика, который пристроил свой станок и инструменты возле самой дороги. У точильщика и тележка была рядом, но лошадь он выпряг и пустил пощипать травку, и очень это была тощая и старая белая лошадь, все ребра наружу. И он был очень занят, оттачивал косу.
– Ох, простите, - сказал Джонни Пай, - я и не знал, что кто-то здесь стал лагерем. Но вы, может быть, завтра зайдете ко мне домой, у моей жены несколько ножей затупились.
И прикусил язык, потому что старик поглядел на него очень пристально.
– Да это ты, Джонни Пай, - сказал старик.
– Ну, как поживаешь, Джонни Пай? Долго же ты не приходил. Я несколько раз думал, что придется за тобой сходить. Но вот ты наконец и явился.
Джонни Пай был теперь взрослый, но тут он задрожал.