Рассказы
Шрифт:
– Как она точно подсчитала нужную сумму! По четыреста пятьдесят фунтов каждому. И я не сомневаюсь, что, расходуя их бережливо, мы своего бы достигли.
Потеря этих девятисот фунтов не давала им покоя, как саднящая рана. Это были те деньги, которые их мать скопила с величайшим трудом, добавляя к неожиданно полученному наследству каждый пенни, что попадал ей в руки, и отказывая себе решительно во всем. На эти сбережения она думала осуществить свою заветную мечту - послать сыновей, Джошуа и Корнелиуса, в университет, где, как ей было доподлинно известно, четырехсот - четырехсот пятидесяти фунтов им хватило бы каждому
– Такое меня зло берет, просто думать об этом не могу, - сказал старший брат, Джошуа.
– Трудимся мы, трудимся одни, без всякого руководства, а что нам это даст? Самое большее - место учителя в церковноприходской школе, или кончим духовную семинарию и станем захудалыми священниками без прихода.
Старший брат говорил со злобой, в глазах младшего была только грусть.
– Проповедовать слово божие можно и без полного облачения, - вяло сказал он, лишь бы подбодрить и себя и брата.
– Проповедовать слово божие можно, - ответил Джошуа, чуть заметно скривив губы, - а достичь высокого сана - нельзя.
– Ну что ж, наберемся терпения и будем зубрить дальше. Джошуа промолчал, и они снова угрюмо склонились над
книгами.
Виновник всей этой беды, слесарь Холборо, который похрапывал сейчас в сарае, был, несмотря на некоторую свою безалаберность, преуспевающим механиком, пока пристрастие к неумеренному употреблению спиртных напитков не овладело им полностью, что весьма пагубно отразилось на его делах. Чем дальше, тем мельники все чаше и чаще обращались с заказами к другим слесарям, и работа у Холборо велась уже в одну смену, тогда как раньше ее хватало на две. Чем дальше, тем ему все труднее и труднее стало расплачиваться с рабочими в конце недели, и хотя теперь их осталось всего два-три человека, они сплошь и рядом сидели сложа руки.
Солнце опустилось еще ниже и скрылось совсем, крики деревенских мальчишек стихли, спальню, в которой братья сидели над книгами, окутала темнота, и за окнами ее все дышало покоем. Никто и не подозревал, какие честолюбивые мечты кипели в груди двоих юношей за тихими, увитыми плющом стенами этого дома.
Через несколько месяцев братья уехали из родной деревни и поступили в учительскую семинарию, но до отъезда они успели определить свою младшую сестру Розу в школу на модном курорте, постаравшись выбрать какую получше, насколько позволили это их средства.
II
По дороге от станции к одному провинциальному городку шел человек в семинарской одежде. Человек этот неотрывно читал на ходу книгу, лишь изредка поднимая глаза, чтобы не столкнуться со встречными и проверить, не сбился ли он с пути. Те, кто помнил двоих братьев из дома деревенского слесаря, узнали бы в этом бродячем книгочее старшего из них, Джошуа Холборо,
Раньше лицо Джошуа выражало лишь юношескую силу, теперь в нем чувствовался ум зрелого человека. Характер легко читался в его чертах. По ним нетрудно было угадать, что он все больше и больше печется о своем будущем, что он непрестанно "склоняет ухо свое к поступи дня грядущего", вряд ли внемля чему-либо другому. Неуемное его честолюбие обуздывалось волей; замыслов было много, но не все они созревали; он не позволял мечтам уводить его слишком далеко, чтобы не отвлекаться от ближайших целей.
Пока что все складывалось благоприятно. Вскоре после того как ему удалось получить место школьного учителя, он добился доступа к епископу епархии, далекой от его родных мест, и епископ, угадав в нем богатые задатки, взял его под свое покровительство. Теперь он учился на втором курсе духовной семинарии в городе с кафедральным собором и в недалеком будущем ждал рукоположения в священники.
Он вошел в город, свернул на боковую улицу, потом во двор и, только ступив под каменную арку ворот, отвел глаза от книги. По арке бежала полукругом надпись: "Церковноприходская школа" - а столбы были так стерты, как могут стереть камень только бока и спины мальчишек да океанские валы. Через минуту-другую до его слуха донесся монотонный гул ребяческих голосов.
Корнелиус, учительствовавший здесь, положил указку, с помощью которой он привлекал внимание учеников к мысам Европы, и шагнул ему навстречу.
– Это его брат Джош, - шепнул один из старшеклассников.
– Он будет священником, а сейчас учится в семинарии.
– Корни тоже пойдет в священники, когда накопит денег, - сказал другой мальчик.
Поздоровавшись с братом, которого он не видел несколько месяцев, Корнелиус стал объяснять ему свой метод преподавания географии.
Но старшего Холборо это не интересовало.
– А сам ты занимаешься?
– спросил он.
– Книги, что я посылал, пришли?
Книги были получены, и Корнелиус стал рассказывать о своих занятиях.
– Непременно работай по утрам. Когда ты встаешь? Младший ответил:
– В половине шестого.
– Летом мог бы и раньше - в половине пятого. Синтаксическим разбором и переводом лучше всего заниматься с самого утра. Не знаю почему, но когда меня клонит ко сну даже над какой-нибудь легкой книжкой, делать подстрочник я все-таки могу - в этой работе, видимо, есть что-то механическое. Нет, Корнелиус, отставать нельзя. Если ты решил уйти из школы к рождеству, тебе придется много поработать.
– Да, придется.
– Надо поскорее получить заручку епископа. Он познакомится с тобой, и тогда место священника тебе обеспечено, я в этом ни минуты не сомневаюсь. Наш ректор советует сделать так: ты приедешь к нам, когда у нас начнутся экзамены в присутствии его преосвященства, и тебе устроят свидание с ним. Постарайся понравиться ему. Я убедился на собственном опыте, что вся соль в этом, а не в верности догматам. И быть тебе, Корни, если не священником, то уж дьяконом-то наверняка.
Младший все молчал, думая о чем-то.
– Роза тебе пишет?
– спросил он наконец, - Я сегодня получил от нее письмо.
– Да. Эта девчонка слишком уж щедра на письма. Тоскует по дому, хотя Брюссель, наверно, приятный город. Надо, чтобы она получила там как можно больше пользы для себя. Сначала я думал, что после школы в Сэндберне одного года в Брюсселе ей хватит, а потом решил - пусть пробудет там еще год, хотя станет это мне не дешево.
Их суровые лица сразу смягчились, лишь только речь зашла про сестру, о которой они пеклись более ревностно, чем о самих себе.