Рассказы
Шрифт:
Мальчишка был в восторге. Он хохотал, корчил рожи и хлопал себя по бокам. Я весь взбурлил от негодования и уже натягивал на плечи пиджак, чтобы бежать девочке на выручку.
Но тут произошло неожиданное: мальчишка подошел к ней и что-то сказал. Она жалко улыбнулась и протянула к нему руки. Он воровато оглянулся по сторонам, быстро присел на корточки, подставив ей спину. Девчонка схватила его за шею руками. Он поднял ее и прямо через лужу перенес на сухое место. Она что-то ему говорила, наверное благодарила, а он — вот ведь ерш колючий! — в ответ развернул ее, стукнул по горбушке и беспечно, словно и не произошло ничего, вернулся к хитрой намети у заборчика.
Там он постоял, о чем-то раздумывая, и принялся утаптывать снег. Он проваливался, падал, выдергивал ноги из снега и снова топтал его. Прошел в одну сторону, потом в другую, потом еще и еще раз и сделал узкую тропинку. Посмотрел на нее, вытер рукавом пот и отправился домой.
По его тропинке пошли люди. Она становилась все тверже и шире.
1971 г.
Весельчак
Он был самым обыкновенным поросенком: полненьким, шустрым, с маленькими зеленоватыми глазками, с белыми прямыми ресницами, с тонким крученым хвостиком и розовым пятачком. И имя у него было самое обыкновенное — Васька.
Во дворе обитало немало жильцов: и куры, и овцы, и корова Милка, и черный лохматый пес Демон, — однако бабка Меланья больше всего благоволила к Ваське. И кормила его сытнее, и спал он в отдельной клетушке, на охапке всегда свежей соломы.
Кто другой давно бы возгордился этим и заважничал бы, а Васька — нет. Напротив, он оставался общительным, компанейским и готов был в любую минуту прийти каждому на помощь.
Утрами, едва из-за огромных бронзовых сосен поднималось солнце, Васька, бодрый и свежий, выбегал из своей клетушки, сладко потягивался и ласковым взглядом окидывал оживленный двор. Здесь было все привычным и родным. Куры уже, как всегда, разгребали у плетня кучу перегноя; под навесом, тяжело вздыхая, жевала жвачку Милка; овцы беззлобно терлись друг с другом лбами, а у поленницы лениво грыз старую кость лохматый Демон.
«Ах, как хорошо на свете! — думал Васька. — Как просто и радостно. И какие все славные и милые».
И он, заглянув на всякий случай в свое пока еще пустое корытце, бежал к друзьям, чтобы поприветствовать их, а если понадобится, то и быть им полезным.
Первым делом он навестил овец. Их вид почему-то всегда удручал Ваську. Они казались ему какими-то уж очень унылыми и недовольными. Вот и сейчас сбились все в тесную кучу, опустили головы друг другу на спины и стоят, стоят неподвижно на своих тонких ножках. О чем они думают? Что у них за тоска? Может быть, их кто-нибудь обидел?
Нет, Васька никак не мог остаться равнодушным к их непонятной грусти и пройти мимо. Жить всем должно быть приятно и весело.
Он много раз видел, как овцы сходятся лбами. Что ж, если надо, если это доставляет друзьям удовольствие, Васька сделает для них все.
Он выбрал самую задумчивую овечку, набычил, сколько мог, голову, чтобы поискусней боднуть, и решительно двинулся вперед. Но овца оказалась высокой, и розовый пятачок пришелся ей не в лоб, а в грудь. Она отпрянула и с недоумением уставилась на Ваську, как бы спрашивая: чего тебе надо?
Ваське надо было немного: слегка поразвлечь друзей. И он, входя в азарт, принялся наскакивать на овец, поддевать рылом под животы и дружески покусывать за тонкие ножки.
Овцы сначала испуганно жались друг к другу, потом не выдержали, забекали и в панике попрыгали на улицу через пролом в плетне. Васька тоже бросился вслед, но не допрыгнул до пролома и упал на спину. Он вскочил, слегка ошарашенный, заглянул в щель: где же овцы? Они врассыпную мчались к лесу.
«Ах какие шутницы! Ах как ловко провели они меня!» Васька почесал о плетень ушибленное место и, еще более повеселевший, направился к Милке. Он любил добрую шутку.
Милка отдыхала. Мельком глянула на Ваську и отвернулась, будто не заметила его.
«Какие у нее печальные глаза, — подумал Васька. — И как тяжело она вздыхает. Бедняжка! Это, конечно, от одиночества».
И он ласково потерся о Милкин бок. Милка и этого не заметила. Тогда Васька, обежав вокруг, принялся трепать и дергать ее хвост. Милка лежала кроткая и терпеливая.
«Боже мой, — сказал про себя Васька, — до чего ей, однако, грустно». И куснул за сосок.
Милка вздрогнула и неожиданно резво вскочила на ноги, чуть не придавив Ваську. Потом, диковато косясь на него, затрусила через двор.
Васька благородно проводил ее до воротец на выгон и, довольный собой, вернулся, чтобы малость поиграть с курами. Сначала он вместе с ними взялся разрывать у плетня кучу перегноя. Но это занятие показалось слишком неинтересным и скучным. Тогда Васька стал бегать за курами. Они кудахтали по-сумасшедшему, носились по двору, теряя перья, пока не разлетелись, кто куда мог.
Васька вздохнул с сожалением и пошел к своему лучшему другу — Демону. Тот, видимо, уже поджидал его — улыбался, показывая длинные желтые зубы.
Васька, соблюдая собачий этикет, поднял заднюю ножку, чтобы расписаться на поленнице, но с непривычки не устоял и завалился набок. Однако он тут же быстренько поднялся и подошел к Демону обнюхаться.
Демон приглушенно зарычал и коротко гавкнул, наверное сказал «здравствуй».
Васька сделал подобие стойки и тоже хотел гавкнуть, но из его горла вылетело лишь нежное и ласковое хрюканье. Впервые Васька пожалел, что еще не научился лаять по-собачьи. Как это порадовало бы славного, милого Демона!
Похрюкав, Васька дружески рыльцем поддел лохматую башку Демона. А тот вдруг укусил Ваську. Укусил бессовестно больно. Васька завизжал, завертелся волчком. На шум выбежала бабка Меланья, схватила палку и так отделала ею Демона, что он надолго забился в свою конуру. А Ваську бабка Меланья обласкала, почесала брюшко и повела кормить.
Васька, вероятно, был непротивленцем — он совсем не помнил зла. Сытно поев, он как ни в чем не бывало снова отправился к своему другу.
Демон, когда увидел бегущего к нему Ваську, задрожал, словно в сильном ознобе. Сначала он спрятался в сараюшке, но Васька нашел его там. Тогда Демон, как последний трус, кинулся наутек.