Рассказы
Шрифт:
– Ну, извини, ежели что не так, - второй раз за вечер смутился Петр..
Он немного помолчал и вдруг решился.
– Ты знаешь, Григорий, это даже очень хорошо, что ты зашел.
– Дело, что ль, какое есть?
– Дело, не дело…Поговорить вот с тобой хочу. Ты ведь у нас человек ученый, курсы райкомовские заканчивал, так что пограмотнее меня будешь. Да и видел поболее. Мысли у меня вот сегодня появились, совсем мне непонятные.
– Порой моя грамотность позади твоей смекалки бывает. – Григорий снова рассмеялся, но теперь его смех был уже чуть-чуть натянутым, словно
– Ну, поговори, ежели что серьезное у тебя. На то мы с тобой и члены партии, чтобы сомненьями делиться, когда они у тебя есть, и верные пути находить.
– Может не сомнения, а так сказать…- Петр запнулся, но все-таки решившись, продолжил:
– В-общем…
И тут Петр рассказал Григорию все о своей встрече с Бутко, о мыслях своих, о чувствах…
– Вот ты скажи мне, Гриша, отчего он так мне сказал, что с того, что в одной машине со мною ехал, чего мне бояться каждой тени надо, если я за власть нашу два года на фронте шашкой махал?
Григорий, до того момента внимательно и напряженно слушавший, вдруг быстро огляделся вокруг, обхватил одной рукой голову Петра, придвинулся к нему и не сказал даже, а почти прошептал, словно боясь, что кто-то невидимый подслушает и тотчас доложит об этом кому всезнающему и страшному.
– Что я тебе сказать могу? Ты и правда лучше молчи об этой встрече, не ровен час, узнает кто, к тому же, и сам Степан дядька хитрый и скрытый. А вдруг он и впрямь контра скрытая, против нашей партии зло замышляющая? Может он тебя вербовал к себе, а? Молчишь? Вот и правильно. Тебе сейчас только молчать и надо. Времена нынче такие.
Произнеся все это, Григорий отвернулся, неловко полез в карман за кисетом и снова закурил. Петр хотел что-то сказать, но взглянув на как-то зримо окаменевшие плечи гостя, передумал и тоже закурил.
– Ну, - докурив, сказал Григорий, - пора и честь знать. Пойду я, а то и ночь уж скоро закончится, а мне к завтрашнему дню еще много подготовить надо.
Петр проводил его до дверей, где мужчины как-то неловко пожали руки и каждый остался предоставленным самому себе.
***
– Чего тебе? – послышался резкий голос, и Оксана невольно вздрогнула. Заместитель начальника районного НКВД Иван Васильевич Столяров слыл весьма жестким человеком, даже голос его заставлял невольно чувствовать необъятную полноту власти, которой он обладал.
– Мужа хочу повидать, мужа своего.
– Мужа…Ладно, посмотрим. зайди-ка ко мне.
Оксна послушно последовала за ним. Войдя в кабинет, Столяров закрыл плотно дверь и медленно прошелся по кабинету, наконец, остановился и косо посмотрел в ее сторону.
– Ишь ты, мужа повидать, значится. И охота тебе было врагов советской власти в мужья себе выбирать?
– Не враг он советской власти! Не был он никогда! Он же за нее, родную нашу, два года в окопах гнил, недоедал и недосыпал, за нас сражаясь. У него же сколько благодарностей имеется! Как же он во враги мог записаться?
– Таких как он, скрытых врагов, много теперь стало. Или ты газет не читаешь? Да ты разуй свои глаза, каждый день то одна тайная организация вскрывается, то просто вредитель проклюнется. И ты хочешь, чтобы мы просто так всем верили? А может он сейчас уже следователю признался в своих тайных умыслах?
– Нет!!! Не может он так! Гражданин начальник, я прошу вас, дайте увидеться с ним, чем вас упросить, чем умолить вас? Хотите, на колени встану? – и с этими словами Оксана бросилась на колени и поползла к Столярову. Тот вскочил из-за стола, даже слегка растерявшись, поскольку до этого дня все просители приглушенными голосами умоляли его, боясь даже глаза поднять. А эта женщина, чуть ли не криком рыдая, словно перевернула что-то в его душе.
– Встаньте, гражданочка, - непривычно смягчившимся голосом произнес он и попытался поднять Оксану с колен. Но та, сопротивляясь, продолжала рыдающе выкрикивать свои мольбы. И все же, понемногу она успокоилась, и Столярову удалось усадить ее на диван.
– Вы поймите меня, гражданочка, не могу я позволить вам увидеться с ним. Закон мне это не позволяет.
Но увидев, как вдруг резко окаменело ее лицо, он внезапно решился:
– Хорошо, я дам вам встречу, но на пять минут, не больше. В моем присутствии. Согласны?
Оксана утвердительно кивнула в ответ и Столяров нажал кнопку на столе. Почти сразу же в кабинет вошел секретарь.
– Арестованного Коваля ко мне. – Отрывисто бросил Столяров, секретарь молча кивнул и бесшумно исчез за дверью. Минуты медленно стекали в вечность, два человека, разделенные столом, были бесконечно далеки друг от друга, и потому молчание было, вероятно, единственным, что как-то объединяло их тут.
Вскоре в коридоре раздались шаги и Оксана встрепенулась, сердце забилось сильнее и она, было, привстала, но под пристальным взглядом Столярова снова присела. Лишь руки ее сжались в кулаки, побелев на какой-то миг костяшками пальцев. Дверь распахнулась, и на пороге появилась фигура конвойного, он кратко доложил о приводе арестованного, сделал шаг назад, и почти сразу же шаркающими шагами в проем вошла бесплотная тень человека. Оксана даже не сразу узнала в этом отражении своего Петра, настолько поникшим и безучастным он был сейчас, что совершенно не вязалось с тем сильным, жизнерадостным, полным энергии человеком, которого она знала и любила. Она невольно встала и, не смотря на запрещающий жест Столярова, сделала пару шагов навстречу и внезапно остановилась. Петр же стоял совершенно
неподвижно, и молча смотрел в пол.
– Петро, - прошептала Оксана. – Это я, взглянь на меня.
Петр медленно поднял глаза и пристально посмотрел на нее глазами смертельно уставшего человека, и словно совсем не узнавая ее.
– Петро, ну погляди же на меня, ведь это же я! Ну что же ты молчишь?
– Что молчу? – наконец произнес Петр, - А ты вот у гражданина начальника спроси, я теперь только с ихними следователями говорить право имею, не более…
Оксане показалось, что эти слова не просто сорвались с его губ, нет, они как камни сорвались вниз, вмиг придавив что-то в ее душе.