Рассказы
Шрифт:
– Не понимаю, как можно отдавать приобретенное предками. Не мы ли кричали на всех перекрёстках, что большевики продали немцам Россию, что они стремятся к разделы Родины, а сами втихушку хотим сделать то же самое? Не есть ли это двуличие, противное офицерской чести, да что там, и интересам государства российского?
– Ни в коем случае. Для борьбы с большевиками все средства хороши. Генерал Марушевский не зря на Севере с англичанами еще в восемнадцатом году торг начал.
– Но там сейчас Миллер.
– Да какая разница? Мы уже можем смириться с потерей Севера.
– Ваше превосходительство, мне, как офицеру, крайне неприятно...
– Вот что, милейший, ваше дело не рассуждать, а исполнять приказ. а сим приказом предписано, штабс-капитану Комаровскому немедля выехать к военной миссии ВСЮР в Польше. Ясно? Немедля! Исполнять!
– Слушаюсь, ваше превосходительство. Разрешите идти?
– Идите. И мой вам совет - слушайтесь главу миссии. Поменьше патриотизма и побольше практицизма.
Александр ничего не ответил, только отдал честь и стремительным шагом вышел из кабинета. В его душе точно что-то надломилось. Механически отдав честь адьютанту он вы шел на улицу и немигающе долго смотрел вдаль. Он не мог понять, как можно, даже с учетом крайней необходимости, раздаривать земли России. Даже большевики, после Брестского мира, сумели вернуть утраченное, а силы Белой России ради возвращения в Москву и Петербург, готовы расстаться с тысячами квадратных верст земли, ставшей для десятков поколений людей Россией.
Он представил, как в Смоленске или Воронеже исчезли надписи на русском языке, а вместо них замерцали польские, как чудная русская речь уступила место польскому гонору, и ему стало настолько погано на душе, что он громко, со злостью выругаося. Проходившие мимо две барышни с испугом отшатнулись, а он, запустил в них еще одну тираду, и даже не устыдился сделанному. Вскочив на коня, Александр пришпорил его и помчался в часть. Чувство долга все еще имело над ним власть.
Дорога в Польшу заняла не менее двух недель. А в самой Польше, равно как и на Украине, Александр видел выжженые дотла деревни, не пустеющие виселицы с телами крестьян и рабочих, женщин и детей, пьяные ватаги польских гусаров и солдат, которые задорно и вызывающе улюлюкали им вслед. В былые времена Александр непременно вызвал бы этих ублюдков на дуэль, но сейчас, надломленный душой, он равнодушно продолжал путь.
До Варшавы оставалось не более 20 километров, когда их остановил польский разъезд.
– А, пся крев, попались, москали!
– радостно ощерился поручик, осаживая коня.
– В чем дело?
– разко спросил Александр по польски.
– Мы едем по важному делу, военная миссия командующего войсками Юга России.
– О, да ты поляк!
– удивился поручик.
– А чего москальскую одежду одел?
– Я - русский! А по польски говорю, потому что с детства жил среди поляков.
– Значит, все-таки поляк. Не может русская сволочь так ххорошо говорить на нашем языке.
И тут же Александр схватил руку помощника, который потянул из кобуры пистолет.
– Не стоит, Николай Павлович, нас двое, а их тут не менее двадцати будет. А у нас миссия.
– Будь она проклята, эта миссия, - заворчал помощник, но руку опустил.
– Так то оно лучше, - осклабился поручик и потребовал сдать оружие.
– А в чем дело? Я же сказал, что мы едем с важной...
– А мне плевать на вашу миссию.
– прервал его поручик.
– У меня свой приказ - ловить москальскую сволочь и отправлять в контрразведку.
Александр оглянулся, но вокруг, куда не взгляни, повсюду смотрели на него рыла винтовок.
– Делать нечего, Николай Павлович, придется подчиниться.
И с этими словами он протянул свой револьвер поручику. То же самое сделал и помощник. Поручик спрятал оружие в седельную сумку и кивнул в сторону помощника, словно подавая знак. И тут же грянул выстрел. Помощник покачнулся и упал на землю, широко раскинув руки, словно обнимая ее, такую чужую и неласковую.
– Зачем?
– дико вскрикнул Александр и бросился на поручика. Но не успел он сделать и пары шагов, как в голове словно что-то взорвалось, и он провалился во тьму.
Очнулся он от того, что кто-то начал протирать его лицо холодной водой.
– Где я?
– простонал он и протянул руку к болевшей голове. Нащупав повязку он невольно поморщился, и попытался разглядеть сидевшего рядом с ним человека. Было темно, и потому непонятно, день сейчас был или ночь. И от этого сидевший рядом казался и не человеком вовсе, а какой-то неведомой тенью.
– Очнулся? Это хорошо. Лежи, не двигайся, - услышал он в ответ.
– Где мы?
– снова спросил Александр.
– Мы, господин офицер, в контрразведке поляческой.
– Чёрт, - с трудом проговорил Александр.
– Что они, совсем с ума посходили?
– Да нет, ума у них много. Они нынче великую Польшу создают. А тама для русских местов не предусмотрено.
– А ты как сюда попал?
– спросил Александр.
– Я-то? А обыкновенно. Как люди в плен попадают. Ранило, лошадь убило, до своих не успел вовремя добраться.
– Красный. что ли?
– А какой же ишо? Конешно красный.
Александр замолчал. Даже в кошмарном сне не могло бы ему присниться, что он будет сидеть в тюрьме польской контрразведки вместе с красным. От этого даже голова перестала болеть. И как быть теперь? Не замечать ничего и никого? Отвернуться и сделать вид, что не ровня ему этот красный?
– Странно тебе, господин штабс-капитан?
– догадливо спросил красный.
– Странно, - согласился Александр.
– А звать-то тебя как?
– Волков я. Комиссар кавалерийского полка.
– А я Александр. Комаровский. Это ты меня перевязал?
– Я. Ну так что с того?
– Как это что? Разве мы не враги с тобой? Врага жалеть не должно.
– Дурак ты, хоша и офицер. Раненого не моги убивать. В плен взять - пожалуйста, а убивать не положено. Ты, видать, наслушался у себя там сказок. Мол, кровушку по утрам пьем, да человеками закусываем.