Рассказы
Шрифт:
Обернувшись еще раз вокруг, он змейкой пополз в сторону линии фронта, ежеминутно ощупывая карман гимнастерки, где лежала бесценная карта. Иван все-таки заставил его выполнить приказ, но только сам Аллах знает, что он чувствовал в этот момент. «Ах, Ваня, Ваня, что же ты сделал со мной?» ***
Солнце в сентябре редко бывает жарким, но сегодня день обещал быть на удивление теплым, вопреки всем прогнозам синоптиков. Поэтому окна в квартире были полуоткрыты, а балконная дверь была на распашку. Изредка врывавшийся ветер приносил запах осени,
Иван еще раз пригладил седые, но все еще густые волосы, и снова прошелся по комнате. По его лицу было видно, что он доволен обстановкой, но вслух говорить об этом не стал. Сергей знал своего отца, знал его привычку редко одобрять вслух, но с детства помнил, каждое выражение лица, каждое движение его рук, чтобы безошибочно определить, доволен ли старик. Да, теперь уже старик. Сергей с грустью констатировал тот факт, что отец передвигается уже без былой легкости, что руки набухли венами, а лицо избороздили старческие морщинки. И чтобы хоть как-то заставить не думать о старости отца, он взял его за плечи и повел к столу.
– Ну, батя, давай выпьем за встречу, что ли. Сколько лет не виделись.
– Десять лет будет, Сережка, аккурат в следующем месяце.
Сергей наполнил стопки и протянул одну из них отцу. Иван взял стопку, медленно, степенно поднял ее и выпил не торопясь. Словно бы смакуя каждую каплю. Сергей же не стал тянуть и выпил махом, словно в спешке. Оба выдохнули и потянулись к закуске.
– Да-а… бежит время.
– Для кого бежит, а для кого-то и тащится, - ответил Иван и с явной нотой недовольства в голосе спросил:
– Внук-то, когда приедет?
– Обещался сразу к нам забежать, как только свои дела сделает. – ответил мелодичный женский голос.
Иван обернулся и увидел вошедшую в комнату Наталью, жену Сергея. Ладная, хорошо скроенная, и можно даже сказать, крепко сбитая, Наталья нравилась Ивану. «Не нынешние хворобы», любил говаривать Иван, когда в кругу друзей речь заходила о семьях. «Серегу любит, и по дому хват», прибавлял он и на этом заканчивал, поскольку крепко-накрепко вбитая со времен войны привычка к скрытности, не позволяла ему выпускать свои эмоции наружу. Но и этих сухих слов хватало, чтобы понять, насколько крепко он любил свою сноху.
– Соскучился я по нему.
– Выходит, ты только по внуку скучал, - засмеялся Сергей.
– А по нам и не думал даже?
– Вот когда доживешь до моих лет, тогда и поймешь, по кому скучать положено. Ты сам-то, обо мне все десять лет не вспоминал.
– Батя! Я ж звонил тебе!
– Ну да, на новый год отзвонишься разок – и порядок. Вроде как не забыл батю. Полный порядок. Вроде как галочку поставил. Мол, батя жив-здоров, под себя еще не ходит, год долой.
– Ну зачем ты так? У меня ж работа такая была, свое дело создавал. Ты думаешь мне легко было все эти годы?
– Вы не ругайте его, пожалуйста. – примирительно сказала Наталья.
– Он и вправду все эти годы пахал как проклятый. Мы с сыном если его поздно ночью видели – за счастье считали. Одна работа на уме, все бизнес, да бизнес. И откуда только силы у него на это были?
– Были, были. Мы, Лопахины, всегда упрямые и сильные были. Верно, батя?
– Верно-то верно. Только впрок ли все это было? Пуп надрывать не велика наука. Горбатиться без толку и обезьяна может.
– Зато теперь смотри, все есть, и спешить особо не надо. И на тебя время, и на Наталью, и на Сережку остается.
При этом Сергей обвел рукой, словно предлагая полюбоваться на убранство комнаты. Комната и впрямь была обставлена с шиком и со вкусом. Не с той плебейской безвкусицей, что наблюдалась у «новых русских», но больше с утонченностью и изыском старинных дворянских семейств.
– Хотя и сейчас порою приходится на работе задержаться, но ведь все есть, достаток в доме и покой.
– Вот оно счастье ваше, только ночью увидеться. Что же это за счастье то такое? Или война, может, была? Так я что-то ее не наблюдал. Пропустил, видимо. Или не понимаю чего-то.
– Жизнь сейчас такая, папа. С нею не поспоришь, - сказала Наталья и улыбнулась. Отец Сергея, не смотря на кажущуюся нелюдимость и угрюмость, всегда ей нравился. Сын тоже любил деда, и Наталья была счастлива от того, что попала в прекрасную, дружную и любящую семью. Даже когда Иван изредка ворчал на своего сына, она понимала, что любовь никуда не девается, что и в эти редкие минуты Иван любит своего сына, да и ее тоже, от всего сердца.
– Жизнь у них такая. Нечего на время пенять. Мы вот, и воевали, и строили, и пахали, и урожай собирали, а время на себя все же было. Иначе, когда бы я тебе своего Сережку сварганил? А? А ведь кроме него мы ему еще и сестер двух родили и воспитали.
– Батя, Наташа права – жизнь теперь совершенно другая стала. На месте встанешь – считай, пропал. Приходится крутиться, как белка в колесе, иначе все лучшие куски другие разберут. Ничего личного – бизнес.
– Куски у него лучшие разберут, - передразнил его Иван.
– Одни купли да продажи у вас в голове. Все распродали в стране, все, что строилось, пахалось, делалось. Все в дым пустили. Разбазарили. Руками работать совсем разучились. Только купи-продай в головах. За своими бизнесами человека не видишь. Все за хороший кусок променяли.
– Ну что ты такое говоришь, батя? Я не купи-продай, как ты говоришь. Мы строим. И много строим. От работы моей и достаток в доме. Посмотри, разве мы плохо живем? Сплошной, можно сказать, коммунизм в отдельно взятой ячейке общества. Разве плохо?
– Ты словами-то не играйся, - посуровел Иван.
– Что ты знаешь теперь о коммунизме? Время, конечно, сейчас такое, что о коммунистах доброго слова лучше не говорить, на куски порвут. Нынешних, впрочем, можно. Нынешние, они только словами кидаться умеют, а вот мы за эти слова на фронте потом и кровью исходили.