Рассказы
Шрифт:
Видимо, Маркину на самом деле надоело сидеть одному. Из ребят, ручаюсь, за это время к нему никто не зашел, и поговорить ему было не с кем.
Я послал его мыть руки на кухню, а сам вернулся в лабораторию.
Бутылка с формалином стояла тут же на полке. Чтобы плеснуть из нее в банку с плесенью, не требовалось много времени. Я закрыл банку притертой крышкой, решив, что если Тим приучил бактерию к воздуху, то к формалину он приучить ее еще не успел.
Весьма довольный своим поступком, я вошел в нашу столовую,
И вдруг у меня мелькнула мысль, будто я не сделал всего, что нужно.
Я хотел вернуться в лабораторию, но из кухни уже появился Тим Маркин.
Мы не спеша прихлебывали чай с ореховой халвой — в доме Тима не было и сухой корки,— и вскоре приобрели расслабленно-благодушное настроение.
Я выложил Тиму парочку глупеньких анекдотов, которые привез с юга, вместе с коньяком и халвой. Тим прочувствованно рассказал мне историю, как он культивировал свою бактерию. История здорово походила на старый анекдот о цыгане, который приучал лошадь не есть,— только у цыгана лошадь в конце концов подохла, а бактерия у Тима Маркина, к великому сожалению, осталась жива.
Мы до ночи проговорили на микробиологические темы и отправились спать. Тим в лабораторию больше не заходил. Да и я, признаться, в состоянии благодушного оптимизма позабыл все свои опасения и тоже не вспомнил о бактерии.
Ночью я неожиданно проснулся.
Мне привиделось во сне, что я сижу на крохотном островке среди безобразного моря коричневой плесени. Она медленно, но неумолимо поднимается все выше и выше, постепенно затапливая мой островок, уже подползает к моим ногам. А я мучительно стараюсь что-то вспомнить, что-то очень важное, не знаю — что именно, только знаю, что от этого зависит моя жизнь.
Мне стало страшно, я проснулся и попытался даже сообразить, что же такое нужно было вспомнить. В окно светила луна, наполняя комнату неясным таинственным светом. Тим спал. Я поднялся с постели, осторожно пробрался в лабораторию, снял банку с полки. Ядовитые пары формалина сделали свое дело — от плесени остались только бурые хлопья на стенках. Запах формалина смешался со зловонием погибшей плесени, и догадаться о его присутствии, руководствуясь только обонянием, было бы трудно.
Я успокоился и забрался в постель.
Первое, что я увидел утром, открыв глаза, это был Маркин. В одних трусах он стоял возле моей постели и, видимо, только хотел меня разбудить.
В руках его была та самая банка.
— Понимаешь,— сказал он озабоченно, — бактерия за ночь подохла.
— Неужели? — пробормотал я спросонок.— Какая жалость!
Тим подозрительно покосился на меня и решил, что я еще не совсем проснулся.
— Что с ней случилось,— продолжал он, разглядывая бурые клочья в банке. — Самоотравление, может быть?
Я поддержал его диагноз и поспешил заняться зарядкой. Тим ходил по комнате с банкой и продолжал сокрушаться. Он долго скорбел над своим преждевременно скончавшимся творением. Потом вдруг остановился, лицо его прояснилось. Я насторожился!
— Я идиот! — возгласил он.— Под микроскопом осталась одна палочка. Сам вчера положил.
Он помчался в лабораторию.
Вот тут-то я и сообразил, чего не доделал вчера, о чем старался вспомнить и что подняло меня среди ночи. Весьма недовольный собой, я направился следом за Тимом.
Склонившись над микроскопом, он разлаженно двигал стеклышком под объективом и крутил регулировочные винты.
Нетрудно было догадаться — самое худшее случилось...
— Тим, — сказал я.—Ты потерял бактерию.
— В том-то и дело,— буркнул он,— Смели, должно быть, ее на стол.
Размеры бедствия еще не дошли до него, но я уже представил их отчетливо. За ночь палочка успела размножиться. Мы разнесли ее на ногах по дому. Мы не выходили за ограду, но ветром палочку могло перебросить на улицу и рассеять по городу.
— Ну и что? — огрызнулся Тим.— Чего ты паникуешь! Я же сказал, что она безвредная.
— Безвредная?! — как ни бесила меня сейчас бестолковость Тима, как ни удивляло это соединение крайней тупости и таланта, я понимал, что злиться сейчас и бесполезно и неразумно. Но объяснить ему опасность его затеи было необходимо. Почему я не подумал об этом вчера?
— Сейчас я тебе покажу, какая она безвредная. Я шагнул в комнату, сдернул колпачок с авторучки и схватил первую попавшуюся тетрадь.
— Это же мой конспект,— сказал Тим.
— Конспект?.. Черт с ним, с конспектом. Он может тебе и не понадобиться.
— Ты что, спятил?
Катастрофа надвигалась неотвратимо, хотя ничего вокруг еще не выдавало ее приближения. Мне самому трудно было поверить в нее, мне хотелось убедить не только Тима, мне хотелось реально измерить величину беды... Я считал и повторял свои расчеты вслух, специально для Тима.
— Если за двое суток одна бактерия дает потомства один литр, то за трое суток... приблизительно, тысяча кубометров. На четвертые сутки...
Тим перестал искать бактерию. Он выпрямился и посмотрел на меня, мысли его принимали нужное направление.
— Не будет же она... так размножаться...
— А что ее может задержать? — спросил я.
— Что?.. Ну, солнечные лучи, например... впрочем, я не проверял,— сознался он.
— Не проверял... Ох, Тим, почему ты не поступил в строительный институт? На четвертые сутки... получится тысяча кубических километров. Тим, если твою бактерию разнесет ветром по всему миру, то на пятые сутки она высосет весь кислород, она затопит все материки и океаны. Через пять суток земля превратится в голую пустыню, без растений, без животных и без людей. Кому будут нужны тогда твои конспекты, Тим?.. Теперь ты понял, что ты соорудил?