Рассказы
Шрифт:
— Как раз нет, — возразил следователь, — все опрошенные в один голос говорят про разветвленную сеть осведомителей в его районе. Как в контролируемых партизанами деревнях, так и вне его зоны. Он чаще всего работал напрямую с такими людьми или через парочку особо доверенных лиц, но сведения обычно были исключительно точными. Как минимум разгром трех полицейских гарнизонов и взрыв двух стратегических железнодорожных мостов по наводке. Ну и по мелочи. Уничтоженный эшелон с немецкими офицерами отпускниками, несколько эшелонов с техникой и боеприпасами. Не наугад, а точно знал время. Этот не из тех, кто взрывал рельсы на никому не нужных участках и докладывал наверх об
Он вообще подчинялся до середины сорок четвертого командованию бригады чисто номинально. Общие действия в случае необходимости и нехватки сил, не больше. Классическая рейдовая тактика при том что у него на шее висело множество гражданских лиц. Постоянно сотрудничал с диверсионными группами, прибывающими из Центра Партизанского движения, и снабжал их информацией и проводниками. Именно сотрудничал, но прямого подчинения не было. Если что-то его не устраивало, всегда находилась масса причин не выполнять указания.
Вообще такое впечатление, что в районе Пинска он все обо всех знал. Включая партизан. Несколько раз арестовывал и казнил людей из других отрядов. Причем с доказательствами мародерства или работы на противника. С большим удовольствием слил массу информации о разных партизанских деятелях и их преступлениях. Страшно не любит превышающих полномочия начальников вместо борьбы с противником занимающихся пьянством и грабежами. Его многие откровенно боялись. Так называемый комендантский взвод и взвод подрывников, — продолжил следователь, — замыкались на него и состояли из отборных преданных головорезов. Мигнет, любому голову оторвут.
— Ну-ну, — заинтересованно сказал полковник, — прямо подарок для нас грешных. И в чем недостатки.
— Масса, — тут же переключился, не моргнув глазом, следователь. — Привык к самостоятельности и бесконтрольности. Отряд оперировал постоянно в Западной Белоруссии и в нем многие заражены буржуазными настроениями.
Он искоса глянул на полковника и подумал, что, пожалуй, не стоит озвучивать, что среди обвинений в адрес Вороновича, были и повторяющиеся в излишнем покровительстве евреям в ущерб прочим. Собственно и не удивительно при наличии любовницы из этих. Тоже уже ничего не предъявить. Погибла в блокаду партизанской зоны в сорок третьем. А жаль, всегда на сильно самостоятельных хорошо иметь убойный материал. Девица-то была из обеспеченной семьи. Родителей выселили, а она непонятно каким образом осталась.
Вот только говорить все это не стоит, неизвестно еще, как Фридман отреагирует. У него никогда заранее не понять. То соплеменников сажает за милую душу, то прикрывает. С начальством ссориться не стоит.
— Вплоть до того, что в Польше осталось почти полсотни бывших партизан после окончания войны, — продолжал он говорить, — и Воронович им не препятствовал. Наоборот, построил всех уцелевших в Варшаве, и речь сказал благодарственную. Еще что-то странное выдал про "братскую Польшу", в которой "Жизнь будет замечательной, потому что она теперь будет мононациональной. Немцев порежут, а украинцы с белорусами вольются в дружную семью советских народов".
— И что удивительного? — хохотнул полковник. — Тонко чувствует момент. Восточных кресов они назад не получат. Тут даже союзники не решаются настаивать, не то, что эта польская шелупонь. Правильно мыслит. Грех разбрасываться такими полезными офицерами. Вот в Белоруссии оставлять не рекомендуется. Эти партизанские орлы должны приносить пользу в другом месте и под постоянным контролем. Не известно еще как взбрыкнут, если обнаружат, что знакомую бабку обижают. Так что поедет он у меня прямиком в Литву, — накладывая резолюцию на справку, пояснил следователю. — И не на погранзаставу, там таким резвым делать нечего. Каунасское управление ГБ давно просит шустрого парня. Там в Отделе по борьбе с бандитизмом как раз требуются любители побегать по лесу отлавливая фашистских недобитков, литовских лесных братьев и дезертиров. Пусть покажет, на что способен, если такой умник. А недостатков у нас никто не лишен. В сопроводиловке характеристика прилагается, пусть смотрят за своим новым кадром.
Воронович вышел из каменного здания клуба, где сидели по кабинетам и трясли бывших партизан, ловя, их на противоречиях в показаниях доблестные работники НКВД. Это еще ничего, работы немного. Скоро ожидается новое пополнение уже из репатриантов из немецких лагерей. По всем признакам пора от бывших партизан избавляться. Так или иначе. Он прошел мимо правильного ряда одноэтажных бараков и, не заходя в собственный, уселся прямо на теплую землю у входа. Хоть уже давно середина осени прошла, но сегодня приятно греет Солнце. Гораздо лучше, чем лезть на двухэтажные нары из нестроганых досок, с грязной соломой вместо постели. Кроме того, хотелось отдохнуть от длительного общения со следаком. Начнут вопросы задавать, всем интересно, как и что, а уже все и так осточертело.
Он взял протянутую самокрутку, у материализовавшегося из воздуха Бутмана и, затягиваясь, принялся рассматривать поднадоевший пейзаж лагеря. Колючая проволока, бараки, клуб, где непрерывно конвейером шли на допросы бывшие командиры РККА. Партизанскую молодежь сразу отделили и очень быстро отправили в армию. Кой кого сплавили на восстановления разрушенного хозяйства, а вот кадровыми командирами из партизан и бывших пленных занимался Особый Отдел Белорусского ГПШД. Вышек с пулеметами по периметру не было. Только охрана на воротах и патрули с собаками. Бежать находящимся здесь было некуда и незачем.
— И как прошло? — спросил старый приятель.
— Воевать в лесу легче, — признался Воронович. — Это ж ерунда спать на снегу и сырой земле в одной шинели. Бегать по болоту зимой по пояс в холодной воде, ничего не есть по несколько суток. А тут сидишь и не понимаешь, чего собственно от тебя хотят и что может прозвучать не слишком хорошо. Каждое слово надо обдумывать. Да они и сами не знают, ждут указаний сверху. Как там решат, так и будет. Торопиться уже некуда. На кой хрен по восьмому разу, да еще и новенькому одно и тоже талдычить? На оговорках что ли ловят? Так давно все имена и подробности озвучил. И не я один. На любого при желании можно дело сшить. Начиная от самосудных расстрелов и кончая не выполнением приказа. Все они прекрасно знают и без меня. Даже то, что не слишком хотелось бы, чтобы знали. Кто-то просто по дурости, болтает, а кто-то выслуживается.
— А может я? — без улыбки поинтересовался Бутман.
— Ты крайне подозрительный тип, — потянувшись, поведал Воронович. — Почему старшина в офицерском лагере сидит?
— Я лейтенант! — возмутился тот. — Согласно приказу Верховного командования.
— Ага, — позлорадствовал его бывший командир, — за уничтожение железнодорожного моста должны были Героя дать, а кинули маленькую звездочку. Надо посчитать все километры железной дороги, что ты подорвал, приплюсовать всякое разное вроде машин и дотов и по совокупности вручить генерала. У меня все записано кто и что делал. Имена героев и подонков тоже. Сам знаешь, называется этот здоровый гроссбух "Боевой путь отряда Смерть фашистам". Только записи сорок пятого и пропали в Варшаве.