Рассказы
Шрифт:
Я не могу сидеть!! — исступленно закричал Форчио , срываясь с места и бросаясь к музыканту, чтобы его расцеловать. Аббат схватил кавалера за фалду:
— Ради Бога... ведь будет еще продолжение!
Но дантист уже опустил фагот и, подставляя обе щеки поцелуям, изможденно проговорил:
— Нет... сегодня продолжения не будет... Я слишком устал. Я не привык играть на этом инструменте.
Аббат и делля Фурчиа держали его за обе руки и шумно благодарили за наслаждение. В маленькой каморке царило повышенное настроение, — если так можно выразиться
Затем аббат взглянул на часы, ахнул и, поспешно простившись, большими шагами пошел домой.
IV
Дом городского головы находился в самом центре города, но он был просторен и удобен, а хозяин мил и благодушен. Истинное удовольствие было пообедать у этого почтенного человека, в небольшой компании из уважаемых людей, при нескольких бутылках хорошего вина, а затем, с неспешным разговором на устах, посидеть на заросшей зеленью террасе, в глубоких дремательных креслах, с чашкой пахучего турецкого кофе на маленьком столике, заботливо приставленном к каждому креслу.
В таком роде было и сегодня: собрались, вкусно пообедали, приятно выпили, уселись в кресла, закурили сигары, стали нежно переваривать, выделяя желудочный сок, прихлебывая кофе и проглатывая ликер. Гостей было несколько больше, чем обыкновенно, ликеры разнообразней, а разговор живее: сегодня день рождения головы.
— И среди всех этих приятных вещей я должен вам сказать об одной неприятной, — произнес господин в синих очках, — старик сегодня отправился...
— Неужто умер? — спросил уважаемый гражданин, вытирая губы кружевной салфеткой.
— В два часа. Подумайте: эти изверги пустили ему кровь грязным кухонным ножом! Тем ножом, которым только что резали сырое мясо. Вы можете себе представить, какое пышное заражение крови расцвело на месте этого пореза.
— И через три дня умер? — спросил уважаемый гражданин, кладя кружевную салфетку под чашку с кофе.
— И через три дня был взят на небо.
— Это отвратительно и ужасно! — произнес господин в широком белом жилете, придвигаясь в своем кресле, — и вы уверены, что он действительно резал его таким ножом, каким вы говорите?
— Помилуйте! — воскликнул господин в синих очках, — я сам присутствовал при этой вивисекции. Ведь я лечил старика и спасал его как мог. Но когда ворвался этот эскулап, что, скажите, что я мог сделать? Ведь если я бы не дал ему резать старика, он меня стал бы резать!
— Что? — приблизился городской голова, — беспорядки?
— Не беспорядки, но возмутительности, вопиющие к небу, — расстроенно сказал белый жилет.
— Я перехвачу этот вопль, — произнес голова солидно.
— Перехватите, перехватите обеими руками! — воскликнул доктор в синих очках, — как хранитель здравия, я вторю этому воплю. Это четвертая могила, которую роет грязный зубодер. Пора же наконец пощадить бедных жителей. Ведь этак весь город вымрет!
— Ах! — сказал уважаемый гражданин, поперхнувшись кофем. — Неужели четвертая? Но ведь у дантиста никто
— Я думаю... — начал доктор, но его перебил маленький старичок геморроидального вида. И когда тот заговорил, все сразу смякли.
— Увы, не все. Увы, не все, — сказал старичок ворчливым тенором, — я говорю: увы, не все его презирают. Есть люди, которые водятся с ним, и такие люди, которым весьма не следовало бы с ним водиться!
Геморроидальный старичок был особенно уважаемым гражданином. Если в городе существовало несколько уважаемых граждан, то один из них был самым уважаемым, и потому все сразу замолчали, когда он заговорил.
— Вы имеете в виду этого пьяницу Форчио? — спросил городской голова, сморщив лоб.
— Форчио?! — удивился старичок, — да я и говорить о подобных людях не умею! Они вне моей видимости. Но, дорогие мои друзья, с этим проклятым дантистом спутался такой человек, который должен украшать город примерами нравственности и чистоты. Я и хочу, и не решаюсь назвать его имя...
— К сожалению, я знаю, о ком вы говорите, — сказал крупный торговец селедками и, вытянув шею в середину группы, шепотом произнес некоторое имя.
— Уверяю вас, это недоразумение! — горячо воскликнул уважаемый гражданин, который сочувствовал аббату. — Этого решительно не может быть!
— Как не может? Оно есть! — увесисто сказал особенно уважаемый гражданин, — оно было, есть и будет. Обязательно будет, если мы не примем мер против такого разлагающего зла.
— Аббат и этот грязный человек! Какая назидательная пара! — патетически продекламировал белый жилет.
— Ах, друзья мои! Вы слишком горячитесь, — взволнованно воскликнул уважаемый гражданин, которому было очень жалко аббата, и он опять поперхнулся кофеем.
— Нас горячат уродливые факты, — сказал голова с благородным негодованием.
Уважаемый гражданин хотел протестовать, но кофе попало не в то горло и испортило дыхание. Поднялся ужасный кашель, и все на минуту замолчали. Жена городского головы участливо подошла к нему и попробовала постучать по спине.
— Как бы не вырвало после обеда! — сказала она.
— Пройдет, — сказал голова, — отойди, у нас не женские разговоры.
Вместо нее появился новый гость, который только что приехал. Здороваясь, он сказал:
................................................
................................................
................................................
Жабы
Начат 5 июля 1918 года в Токио