Расследование. Рукопись, найденная в ванне. Насморк
Шрифт:
— Давайте пока воздержимся от комментариев. Это облегчит нам обзор фактов, — заметил главный инспектор. Он учтиво улыбнулся Фаркварту, опустив сухую, легкую руку на стол. Грегори невольно засмотрелся на эту анемичную старческую руку, совершенно лишенную рисунка кровеносных сосудов.
— Третий случай произошел в Лоуверинге. Это уже в пределах Большого Лондона, — продолжал Фаркварт глухим голосом, как бы утратив охоту продолжать свой затянувшийся доклад. — У медицинского факультета там новая большая прозекторская. Оттуда исчез труп пятидесятилетнего матроса Стюарта Элони, скончавшегося
— Благодарю вас, — сказал главный инспектор. — А почему отсутствует сержант Пил?
— Он болен, господин инспектор. Лежит в больнице, — отозвался Грегори.
— Да? А что с ним?
Грегори смешался.
— Я точно не знаю, но кажется, что-то с почками.
— Так, может быть, теперь вы доложите нам о ходе расследования?
— Слушаюсь, господин инспектор.
Грегори откашлялся, перевел дух и, стряхнув пепел мимо пепельницы, неожиданно тихо произнес:
— Хвастать нечем. Трупы во всех случаях исчезали ночью. На месте не обнаружено никаких следов и никаких признаков взлома. Да в этом, собственно, и не было необходимости. Как правило, двери в прозекторских не запираются или запираются так, что их откроет кривым гвоздем даже ребенок…
— Прозекторская была заперта, — впервые отозвался полицейский врач Сёренсен. Он сидел, откинув голову — так не бросались в глаза ее неприятные угловатые очертания, — и легко массировал пальцем мешки под глазами.
Грегори успел подумать, что Сёренсен правильно поступил, избрав профессию, которая позволяет общаться главным образом с покойниками. Он чуть ли не с придворной вежливостью отвесил доктору поклон.
— Вы меня опередили, доктор. В зале прозекторской, откуда исчез труп, мы обнаружили открытое окно. То есть оно было прикрыто, но не заперто, словно кто-то через него вылез.
— Сперва этот кто-то должен был войти, — нетерпеливо бросил Сёренсен.
— Очень тонкое наблюдение, — отбрил его Грегори, но тут же пожалел о своем выпаде и оглянулся на главного инспектора, который невозмутимо молчал, словно ничего не слышал.
— Этот зал расположен на первом этаже, — продолжал Грегори после неловкой паузы. — Вечером окно было заперто, как и все остальные, таковы показания служителя. Он настаивает, что все окна были заперты. Говорит, что сам проверял, поскольку похолодало и он опасался, что батареи могут замерзнуть. Прозекторские обычно плохо отапливаются. Профессор Харви, заведующий кафедрой, наилучшего мнения об этом служителе. Профессор говорит, что человек он весьма педантичный и ему можно вполне доверять.
— В этой прозекторской есть где спрятаться? — спросил главный инспектор. Он оглядел собравшихся, как бы заново осознав их присутствие.
— Но… это, собственно говоря, исключено,
— Это следует понимать дословно?
— Не понял?
— Ребенок, значит, не поместится? — спокойно поинтересовался Шеппард.
— Ну… — Грегори свел брови. — Ребенок, господин инспектор, поместился бы, но не старше семи-восьми лет.
— А вы измеряли эти шкафчики?
— Так точно, — последовал немедленный ответ. — Я измерил их все, так как подумал, что какой-то может оказаться большим, но такого нет. Ни одного. Кроме того, на других этажах есть туалетные комнаты, залы для учебных занятий, в подвале — холодильная камера и склад препаратов, а на втором этаже — комнаты ассистентов и кабинет профессора. Все эти помещения служитель обходит вечером, даже по нескольку раз, такой уж он старательный. Об этом мне рассказывал профессор. Там никто не мог спрятаться.
— А если ребенок? — мягко подсказал главный инспектор. Он снял очки, как бы смягчая проницательность своего взгляда.
Грегори энергично помотал головой.
— Нет, это невозможно. Ребенок не отворил бы окна. Там большие, высокие окна с двумя задвижками, вверху и внизу, которые открываются рычагом. Вот, как здесь. — Грегори указал на окно, откуда проникало холодное дуновение ветра. — Рычаги поворачиваются с большим трудом, служитель даже жаловался на это. Впрочем, я и сам пробовал.
— Он обращал внимание на то, как тяжело они поворачиваются? — произнес Сёренсен со своей загадочной усмешкой, которую Грегори не выносил. Он предпочел бы обойти этот вопрос молчанием, но главный взирал на него выжидающе, поэтому он неохотно отозвался:
— Служитель сообщил мне об этом только тогда, когда я в его присутствии открывал и закрывал окна. Он не только педант, но и порядочный зануда. Брюзга, — выразительно подытожил Грегори, словно бы случайно глядя на Сёренсена. Он был доволен собой. — Впрочем, это естественно в таком возрасте, — добавил он примирительно. — Шестьдесят лет, склеро… — Он смешался и умолк. Главный инспектор был не моложе. Грегори отчаянно попытался что-нибудь придумать, но не сумел. Присутствующие сохраняли полную индифферентность. Он им это припомнит. Главный инспектор надел очки.
— Вы кончили?
— Так точно. — Грегори заколебался. — Собственно, это все. То есть, что касается этих трех случаев. При расследовании последнего я обратил особое внимание на сопутствующие обстоятельства, и прежде всего на движение той ночью в районе прозекторской. Констебли, которые несли службу на этом участке, ничего подозрительного не заметили. Начиная следствие, я весьма подробно изучил детали предыдущих происшествий: мне сообщил о них сержант Пил, да и сам я побывал во всех этих местах. Но не нашел ни одной нити, ни одного следа. Ничего, абсолютно ничего. Женщина, которая скончалась от рака, исчезла из морга при таких же обстоятельствах, что и тот рабочий. Утром явился кто-то из родных, а гроб пустой.