Расследованием установлено…

Волынский Николай

Сейчас этот блондин-здоровяк сидел в низком кресле перед следователем и, обмахивая платком красное, как после сауны, лицо, давал дополнительные показания.

Двое других пособников Аллен Калевой наотрез отказались назвать ее имя, утверждали, что скульптурные изделия с клеймом фирмы Фаберже им «преподнесли в подарок гостеприимные ленинградцы».

— При каких обстоятельствах преподнесли? — спросил Линяшин.

— О, это было сделано красиво! Пригласили в один дом — адрес не помню, — угостили русской водкой и подарили…

— Ваше возвращение на родину придется отложить, — сказал им Линяшин. — Ровно до того дня,

когда вы вспомните, кто вам вручил статуэтки и с какой целью.

Когда на табло уже вспыхнула надпись: «Посадка на рейс…», Аллен Калевой было предъявлено постановление на арест.

Она не произнесла ни слова. Только нервно дернула плечом. Роскошная «Мисс Диор» мягко шлепнулась к ее ногам.

* * *

В аэропорт Раковский поехал не на своей машине — взял такси. Заранее предупредил водителя, что скажет, где там остановиться.

— Подрули вот туда, — указал он на пустой пятачок асфальта. — Буду ждать приятеля. Прилетает из-за кордона.

Таксист с видимым неудовольствием пристроил машину. От Раковского это не ускользнуло, и он одним словом поправил ему настроение:

— Не обижу.

Отсюда хорошо просматривались стеклянные автоматические двери зала отбытия пассажиров. Раковский видел, как к аэропорту подкатила служебная «Волга», из которой вышел подтянутый мужчина в сером пальто. Видел, как уже за стеклами дверей его расторопно встретил молодой парень, тоже подтянутый, но чем-то возбужденный. Сердце Раковского екнуло, когда эти двое прошли мимо таможенника, не предъявляя документов…

Раковский глянул на часы. До отлета Аллен оставалось еще долгих полчаса. Ему стало жарко, он расстегнул кожаное пальто, с трудом освободился из него. Не спуская глаз с дверей, расслабил узел галстука.

И вдруг он увидел Аллен. Она не шла, а брела в сопровождении молодого мужчины в сером пальто, а следом за ней вышагивал тот самый, который, встречал этого мужчину. В его руке была дорожная сумка Аллен…

Служебная «Волга» подлетела к подъезду. Все трое сели на заднее сиденье. Раковский даже закрыл глаза — вот так несколько лет назад сажали в служебную машину и его…

Неужели провал? Нет, с этой мыслью он не мог примириться. Самое худшее, к чему Раковский готовил себя и Аллен, — задержание таможней нанятых ею парней. Но она научила их, как вести себя, и надо быть полным идиотом, чтобы признаться, чей это товар на самом деле. Подарки гостеприимных ленинградцев — пусть звучит наивно, а поди проверь. Нельзя вывозить произведения прикладного искусства? Конфискуйте и ставьте точку в протоколе. А выдавать Аллен — только усугублять свою вину.

Мысли Раковского о судьбе Аллен вернулись к собственной персоне. Если провал, то чем это грозит ему? Парни, согласившиеся оказать услугу Аллен, знать не знают о его существовании. Она не продаст — ей же невыгодно. Потому что, сказав «а», придется сказать и «б» — признаться и в других своих грехах, связанных со знакомством с ним. И по Уголовному кодексу ответственность за эти грехи гораздо весомее, чем за попытку контрабандно вывезти три камнерезные статуэтки…

Раковский тронул за рукав вздремнувшего таксиста:

— Рейс откладывается. Поехали в город…

— Адрес? — по привычке буркнул таксист.

«Действительно, а куда ехать? — сжал зубы Раковский. — Куда?» Об этом предстояло серьезно подумать.

— Там разберемся. Трогай!

О

возвращении к себе домой не могло быть и речи. Хотя очень нужно было заглянуть хотя бы на полчаса. Кое-что взять, спрятать в надежном месте. Кое-что просто выбросить, сжечь, уничтожить любым способом. Поздно, слишком поздно!

Кроме квартиры у Раковского в нежилом фонде была мастерская, официально арендуемая другим человеком. Место укромное, вход со двора, не привлекавший внимание. Там он хранил все, что дома держать остерегался. Туда он никогда не приводил своих сообщников. О существовании этой мастерской никто из знакомых Раковского не знал. Поехать туда, отсидеться, осторожно разузнать по телефону, не взяли ли кого-нибудь из его людей.

Второй адрес, где он мог временно укрыться, показался Раковскому более подходящим. Это была квартира его давнишнего приятеля, спившегося художника, проходившего сейчас очередной курс лечения от алкоголизма. При воспоминании об этой квартире Раковский брезгливо поморщился. Грязный хлев, а не жилье. Но сейчас ему было не до комфорта, и он назвал таксисту адрес в двух кварталах от нужного места.

Трое суток отсиживался Раковский в гулко пустой, запущенной квартире, пропитанной затхлостью и страхом. Невидимый, но ощущаемый остро, как случайно пролитая карболка, страх затаился в захватанном руками телефонном аппарате и дверном замке, подсматривал за Раковским из щели зашторенных окон, рычал в моторах машин, проходящих мимо дома. Страх полз на него из углов квартиры. Он гнал его светом всех включенных лампочек, даже в ванной и туалете, децибелами старого транзисторного приемника, случайно найденного им в шкафу. Страх не покидал его даже в короткие часы забытья, превращая сон в такое душевное истязание, которое можно пожелать только злейшему своему врагу. Два раза, поборов страх, он задворками пробирался к мастерской, но зайти туда не отважился. Проходил мимо, кося глаза на занавески полуподвальных окон, зарешеченных толстыми железными прутьями. Занавески он повесил так, что, если кто-то посторонний тронет их, от него это не укроется.

Занавески были на месте. А он так и не решился войти в мастерскую.

И все же надо было что-то предпринимать. Обзвонить своих сообщников, может быть, они кое-что прослышали.

Телефон в квартире для этого не годился. Раковский посматривал на него с опаской, как на западню.

Он стоял в телефонной будке и по привычке зорко держал в поле зрения тротуар. Уже третий из его надежных пособников не ответил на телефонный звонок. На какие-то секунды внимание отвлекла записная книжка, где шифром был записан нужный телефон. А когда он поднял глаза, перед ним, будто из-под земли, выросли двое. Спортивного вида, рослые. И пол будки поплыл под ватными ногами…

Сидя в машине между двумя молчаливыми парнями, Раковский прикидывал разные варианты поведения на допросе. Теперь он не сомневался: Аллен назвала его имя, и ему, конечно же, устроят с ней очную ставку. И предъявят улики контрабандной сделки — эти злополучные три статуэтки.

В том, что он передал их Аллен, придется признаться — запираться бесполезно. Разумеется, начнут докапываться, где он взял эти отмеченные клеймом фирмы Фаберже изделия. Достал у коллекционеров, которые по понятным причинам визитных карточек не оставили. Так принято у дедовых людей, имеющих дело с редчайшими шедеврами искусства…