Расследования Берковича 4 (сборник)
Шрифт:
Сержант внимательно огляделся по сторонам. Улица была неширокой, на противоположной ее стороне находилось заброшенное двухэтажное строение с пустыми глазницами окон. В окнах было темно, ни единой искорки. Безусловно, изображение Христа не могло быть проекцией, в этом местная полиция оказалась права.
Беркович подошел ближе, в толпе послышались возмущенные возгласы, и Наташа схватила мужа за руку.
– Не подходи, – сказала она. – Хочешь, чтобы тебя побили камнями?
– Я должен посмотреть на материал, – тихо сказал Беркович. – Может, Христос просто нарисован на воротах?
– Он двигается,
– Вижу. Но мы стоим довольно далеко, а вблизи может быть иначе.
К Берковичу приблизился грузный мужчина лет пятидесяти и сказал неожиданно высоким голосом:
– Вижу, вы не местные. Из Иерусалима?
– Из Тель-Авива, – сказал Беркович. – Я сержант полиции Борис Беркович, это моя жена Натали. Вы – Азам Бруни?
– Я Азам Бруни, – кивнул хозяин. – Пойдемте в дом, я отвечу на ваши вопросы. Все так удивительно…
В дом они прошли через черный ход, обогнув участок кругом. Увидеть Христа вблизи Берковичу так и не удалось.
– Здесь нет проекторов, – сказал Бруни, когда гости угостились чаем с пирожными. – И ничего на воротах не нарисовано. Знаю я ваши мысли. Это истинное Явление, вот что я вам скажу.
– Почему вы не хотите, чтобы я осмотрел ворота вблизи? – спросил Беркович. – Вам же нечего скрывать.
– Завтра днем, когда люди разойдутся – сколько угодно, – твердо сказал Бруни. – Сейчас – нет. Я беспокоюсь о вашей безопасности, поверьте. Я уж не говорю о том, что вы задеваете и мои чувства…
– Я вовсе не хотел вас обидеть, – кротко сказал Беркович. – Хорошо, мы придем завтра утром.
Ночь Борис и Наташа провели в деревенской гостинице, которая чем-то была похожа на среднеазиатский караван-сарай, но – с холодной и горячей водой, душем и всеми прочими благами цивилизации. Позавтракав фалафелем в ближайшем кафе, они отправились к дому Бруни, где в дневные часы почти никого не было – лишь на углу стояли странные личности, то ли паломники, то ли блаженные.
При дневном свете ворота оказались совершенно обычными, стандартными, точно такие Беркович видел в Герцлии, Раанане и других городах, где богатые израильтяне строят виллы, обнося их забором и запираясь от посторонних. Бруни, судя по всему, не был бедняком. Ворота были покрашены масляной краской светлосерого цвета. Беркович провел пальцем по металлической поверхности. Обыкновенное покрытие, никаких нанесенных поверх рисунков, в некоторых местах краска успела облупиться, обнажив другой слой – такой же серый и неотличимый от наружного.
Сержант отошел подальше, всмотрелся, кивнул в ответ на свои мысли и обратился к стоявшему у ворот мальчику лет двенадцати, сыну Азама Бруни:
– Ответь-ка на пару вопросов. Ворота давно красили?
– Недели три назад, – подумав, сказал мальчик.
– Я могу посмотреть на краску? Не эту, а старую, которая была раньше?
Мальчик смутился и даже отошел от Берковича на шаг.
– Ну… – протянул он. – Отец выбросил банку, потому что…
– Почему? – настаивал сержант.
– Краска была липкая. Не высыхала. Пришлось красить заново. А что?
– А ничего, – пожал плечами Беркович. – Старую краску отец принес со стройки, верно? Он не покупал ее в магазине?
– Спросите у него сами, когда он вернется с работы, – рассердился мальчик. – Какая разница –
– Никакой, – кивнул сержант. – Наташа, давай дойдем до полицейского участка, а потом поедем домой.
– Ты что, уже во всем разобрался? – поинтересовалась Наташа.
– Да, – кивнул Беркович. – Объясню по дороге.
В полицейском участке коллегу из Тель-Авива встретили как родного. Чай, соки, сладости – как же иначе?
– Покрасьте ворота заново, – посоветовал Беркович, – и Христос уйдет.
– Нет, – покачал головой майор Сархан, – это частная собственность Бруни. Не имеем права. Если он сам захочет… А он не захочет. Хотите знать мое мнение, сержант? Это ничего не изменит. Ворота недавно красили, всего три недели назад.
– Вот именно, – согласился Беркович. – Тогда и Христос явился. Впрочем, это ваши проблемы. Криминала здесь нет, а с суевериями полиции делать нечего.
– А я не вижу здесь и суеверий, – отрезал майор Сархан. – Я вижу чудо.
Вежливо попрощавшись, Беркович покинул кабинет. Наташа ждала мужа в машине.
– Замечательная была поездка, – сказала она, когда они выехали на магистральное шоссе. – Я хорошо отдохнула. А что скажешь ты? Ведь на воротах действительно ничего не нарисовано!
– Да, – кивнул Беркович, глядя на дорогу. – Но три недели назад Бруни стащил со стройки банку краски – пожалел денег, не хотел покупать в магазине. Покрасил ворота, но краска прилипала, и через пару дней он вынужден был покрасить ворота заново, на этот раз подобрав в магазине краску такого же цвета. Так вот, Наташа, внутренний слой – фосфоресцирующий, этот тип покрытия используют в строительных работах для грунтовки. Краска действительно липнет и для использования в быту непригодна. Бруни об этом не подумал. А потом, когда нанес новый слой, краска начала облезать… Понимаешь? Обнажились пятна фосфоресцирующего слоя. Дальше – игра случая. В полумраке при слабом освещении эти пятна производят, если смотреть метров с трех-четырех, впечатление кланяющегося мужчины с бородкой…
– Но почему он кланялся? – удивилась Наташа. – Пятна не могли двигаться!
– Они и не движутся. На улице перед забором стоят несколько деревьев, ветви колышутся, вот тебе и впечатление…
– Но я сама видела! – воскликнула Наташа. – И ты тоже!
– И я тоже, – согласился Беркович. – Когда на экзамене в школе полиции мне показали кляксу Роршаха, ну, знаешь, есть такой тест на воображение… Я увидел в кляксе Будду и этим привел в смущение инструктора, который был ортодоксальным евреем. Воображение – огромная сила, особенно если стоишь в толпе и тебе дышат в затылок. Так, кстати, и рождаются религиозные фанатики. Этот Бруни теперь по гроб жизни будет уверен в том, что в его дом являлся Христос.
– Жаль, – вздохнула Наташа. – Так хотелось верить в то, что это чудо, а не случайно облупившаяся краска…
– Чудо, чудо, – пробормотал Борис. – Вот если мы успеем домой, пока не начались пробки, это будет чудом.
Завещание художника
– Все, – сказал инспектор Хутиэли, увидев входившего в кабинет сержанта Берковича, – освобождай помещение, ты больше со мной не работаешь.
– Простите, не понял, – нахмурился сержант, – я сделал что-то не так?