Расследователь: Предложение крымского премьера
Шрифт:
Андрей совсем замерз. Как мог, он пытался согреться, но получалось не очень… Он даже не знал, сколько времени прошло с момента захвата на шоссе. Сколько, интересно, действует этот хлороформ? Два часа? Пять? Сутки?
Андрей ходил из угла в угол, приседал, размахивал руками. Хотелось пить и еще сильнее — курить. Несколько раз Андрей подходил к двери, прикладывал ухо… Из-за двери не доносилось ни звука. Где, черт побери, я нахожусь? Скорее всего, в Тараще. Вполне возможно, в том самом помещении, где держали Горделадзе. Или хранили
— Ерунда, — сказал он вслух, — не убьют. Хотели бы убить — убили бы сразу… Нет, не убьют.
Сознание гадливенько подсказало: а ведь Горделадзе тоже убили не сразу. Сначала с ним «поработали». И только потом застрелили из табельного ствола… Потом отрубили голову и герметично упаковали тело. Андрей сглотнул комок. Умирать не хотелось. Умирать очень не хотелось.
«А придется», — шепнул голос капитана Кукаринцева за спиной. Он прозвучал настолько явственно, что Андрей даже обернулся. Никого сзади, разумеется, не было.
— Да вот хрен тебе, Кука, — сказал Андрей вслух. Он встал с кушетки, прошел в угол, где стояли лопаты и ведра, и сразу увидел то, что нужно, — кусок стального уголка длиной около метра. Андрей взял его в руки, несколько раз взмахнул, примериваясь. Самое то.
…Когда в коридоре раздались шаги, он взял свое оружие и встал возле двери справа. Отвел руки с железом, изготовился для удара. За дверью раздались голоса, заскрипел ключ в замке.
У Повзло зазвонил телефон. Коля ждал звонка уже три часа. Он сразу схватил трубку:
— Алло!
— Николай Степаныч?
— Да, я… кто это?
— Это друг. Николай Степаныч, ваши коллеги заскочили в гости и сейчас не могут вам позвонить.
— Кто это? Кто говорит? Представьтесь.
— Повторяю: друг. Обнорский и Каширин сейчас в гостях. На некоторое время они задержатся. Если вы не хотите варианта, как с Горделадзе, не звоните никуда… Вы все поняли?
Коля стиснул трубку так, что побелели пальцы.
— Вы все поняли? Не надо никуда звонить.
— Я понял. Какие вы можете дать гарантии?
Человек на том конце провода удивился:
— Какие, к черту, гарантии?
— А если вы их…
— Бросьте, Николай Степаныч. Мы просто поговорим. А вот если вы поднимете шум, то, извините, нам придется пойти на непопулярные меры. Вы понимаете?
— Да, понимаю.
— До свидания, Николай Степаныч.
В трубке раздались гудки. Коля выматерился. «Слухач» в номере отеля «Премьер-палац» довольно рассмеялся.
Ключ в замке сделал два оборота. Дверь распахнулась. Скрипнули несмазаные петли. Андрей сделал глубокий вдох, как перед прыжком в воду.
— Обнорский, — сказал голос из-за двери, — мы знаем, что вы человек решительный… Но глупостей все равно делать не надо. Никто с
Андрей стоял, ощущая затылком холодную шершавую стену. Видел на грязном полу неясную серую тень.
— Обнорский, вы меня слышите? Выходите на середину комнаты.
Андрей молчал. В тишине отчетливо щелкнул взведенный затвор.
— Не дурите, Андрей Викторович. Бросьте на пол свое оружие… Что там у вас — лопата?… Бросьте на пол и выходите на середину помещения… Ну не потчевать же вас «черемухой»?
Обнорский сплюнул, отшвырнул к порогу уголок и встал напротив двери. В дверном проеме стоял человек с пистолетом. За его спиной — еще двое, с дубинками. Лица всех троих были скрыты шапочками с дырками для глаз и рта.
— Вот видите, — сказал человек с пистолетом, — вполне можно по-хорошему… А вы сразу за железо хватаетесь. Зачем это?
— Где мой сотрудник? — спросил Андрей. Человек с пистолетом вошел внутрь, щелкнул предохранителем и убрал ствол под куртку. Следом за ним вошли двое с дубинками. Остановились в полутора метрах.
— Курить хотите?
— Где мой сотрудник? — повторил Андрей. — Что вы с ним сделали?
— Да ничего не случилось с вашим сотрудником… Что вы переживаете попусту?
Андрей опустился на кушетку. Человек, который говорил, присел рядом, достал из кармана сигареты.
— Курите, — сказал он, протягивая пачку. Обнорский вытащил сигарету.
Человек щелкнул зажигалкой. Андрей затянулся, дым сладко потек в легкие, сразу закружилась голова. Двое с дубинками внимательно следили за движениями Андрея. Обнорский подумал: «Не те ли самые, что преследовали меня на лестнице?»
— Ну вот, — сказал тот, что с пистолетом, — успокоились?
— Может, наручники снимете?
— Снимем… чуть позже. И чаем напоим.
— А коньяком?
— А коньяком — нет. Трезвость — норма жизни, как говорил Лигачев.
— Я узнал ваш голос, — сказал Андрей. — Вы мне звонили, назвались Николаем.
— Тем лучше — мне не нужно представляться, — весело сказал Николай.
Обнорский бросил сигарету на пол, раздавил ботинком.
— Короче, — сказал он. — Чего вы хотите?
— Задать вам несколько вопросов. Всего лишь. Потом мы вас отпустим. Но с обязательным условием — вы улетаете из Украины и нос в украинские дела больше не суете. Понятно?
— Понятно.
— Никогда ничего не пишете про это и никому ничего не рассказываете, — продолжил Николай.
— Понятно. Я хочу видеть своего сотрудника.
— Легко, — кивнул Николай. — Пойдемте. Он встал, встал и Обнорский.
Николай вышел первым, за ним один из бойцов, потом Андрей и, замыкающим, второй боец. Они оказались в недлинном, захламленном коридоре. Слева была дверь, и Андрей интуитивно понял, что она ведет на улицу. На свободу. Справа — лестница на второй этаж. Над головой мигала лампа «дневного света».