Расследователь: Предложение крымского премьера
Шрифт:
— А ты не спросила, куда она отдавала часы в ремонт?
— Нет… Ты же не говорил, чтобы я спросила, — ответила Галина.
— Да и черт с ним! Теперь-то чего? Проехали!
С заднего сиденья отозвался Повзло:
— А вот ни фига не «проехали»! На ней, стерве, соучастие в убийстве… А ты: «проехали».
— Коля! — сказал Обнорский. — Не преувеличивай.
— А что — Коля? Коля, понимаешь… Я имею право написать в отчете свое особое мнение?
— Имеешь, но ты подумай о том…
— Вот я-то как раз думаю, —
Галина, поглядывая на Повзло в зеркало заднего обзора, спросила:
— А что у тебя, Николай, за «особое мнение»?
— Я считаю, что Алена…
— Хватит! — рявкнул Обнорский. — Хватит… Ты хоть отдаешь себе отчет в том, что фактически выносишь ей приговор своим «особым мнением»?
Повзло не ответил. Нахохлился, как воробей, и стал смотреть в окно, в скучный черно-белый пейзаж… В Борисполь приехали к началу регистрации. Галина проводила их до той черты, которая четко отделяет провожающих от пассажиров. Поцеловала Колю и Родиона, долго смотрела на Обнорского.
— Что ты, Галка? — спросил он.
— Ничего… Когда теперь встретимся?
— Не знаю. Может быть, летом… в Крыму?
— Тебе это не нужно, — сказала она. — Ты стал другим, Андрей. Ты изменился.
Обнорский неуверенно спросил:
— Почему? Почему я изменился?
— Не знаю. Скажи, у тебя там, в Питере, женщина?… Господи! Что я говорю? Конечно, у тебя там женщина. И, вероятно, не одна.
— Галя, послушай…
Она не хотела слушать. Она отодвинулась и сказала:
— Командировка закончилась, ты летишь домой. Лети, гусар. Желаю тебе удачи. Пока.
Андрей смотрел, как она уходит, и в этом была некая необратимость, некая фатальность, в которую не очень хочется верить… Но и не верить в нее было нельзя. Обнорский покачал головой, повернулся и пошел к стойкам регистрации.
Галина вышла из здания терминала на улицу. Холодный ветер хлестанул по лицу сырой моросью, прижал к коленям юбку. Не оглядываясь, она быстро двинулась на стоянку, к своему «опелю». Села в машину, пустила движок и включила печку. Достала из сумочки сигареты и телефон… Закурила… С минуту смотрела сквозь покрытое моросью стекло. Потом вытерла глаза и взяла в руки телефон.
Через две машины от «опеля» стояла скромная «пятерка». Мужчина в салоне «пятерки» засек, что Галина взяла телефон. Посмотрел на часы и засек время.
Потом выбрался со стоянки и поехал в Киев. Он постоянно поглядывал в зеркало, ожидая появления на трассе красного «мазка». Дождался, добавил газу, до самого города так и ехал впереди «опеля». Человека звали Александр Зверев.
Станислав Гвоздарский вышел из квартиры своей любовницы
Первое время это здорово давило на психику, и Гвоздь свалил в Чечню. Там тоже оказалось не сладко, и как только москали в девяносто девятом начали активные боевые действия, он вернулся обратно на Украину. Уже с новыми документами на имя Поддубного Матвея Сергеевича. В Днепропетровске один «умелец» закатал в скулы Гвоздя вазелин, и теперь Гвоздь приобрел несколько азиатские черты лица.
Страха влететь за старые — двухлетней давности — подвиги уже не было. Но за два года накопилось столько новых, что Гвоздарскому иногда приходило в голову: от чего бегаю-то? От соучастия, где всего сроку года на три по максимуму… А пока бегаю, уже набрал лет на пятнадцать! А может, и больше. Гвоздарский вышел из квартиры, внимательно прислушался, ничего интересного не услышал и вызвал лифт. В ожидании лифта и во время спуска он фальшиво насвистывал.
Бампер в бампер к его «шестерке» стояла неказистая «тойота-хайэйс». В салоне, за тонированными стеклами, сидели четверо мужчин. Когда Гвоздь вышел из подъезда, один сказал:
— Ну вот он… Смотри, Павло, он или нет?
Второй мужчина присмотрелся и уверенно ответил:
— Да не, не он. Гвоздарь наш, лицо славянское. А это монгол какой-то… Да вы сами фото его видели.
— Точно не он? — разочарованно спросил первый.
— Точно. Когда мы его разрабатывали, я на него нагляделся, — ответил второй. Гвоздарский тем временем приблизился к «тойоте» метров на десять. — А впрочем, — сказал второй, — здорово на Гвоздарика похож. Если б не эти скулы…
— Так он или не он? Думай, Павло.
— Да нет, не он, — ответил второй, но уже не так уверенно.
Третий заметил:
— А вышел-то он из квартиры Саленко, любовницы Гвоздаря… может, внешность изменил?
— Короче! Нечего сношать муму. Нужно взять и проверить.
Когда Гвоздарский поравнялся с «тойотой», боковая дверь отъехала в сторону и оттуда неуклюже, пятясь по-рачьи, задом, вылез мужчина лет тридцати. Одновременно с двух разных сторон — от подъезда, из которого вышел Гвоздь, и от остановки — к «тойоте» направились еще двое мужчин. Гвоздарский дошел до «шестерки», сунул руку в карман — за ключами. Голос сзади произнес:
— Гражданин Гвоздарский?
Он обернулся спокойно, встретился глазами с тем, который давеча вылезал из «тойоты» раком. Но теперь этот крепыш не выглядел увальнем, в нем сквозила сила и уверенность.
— Гражданин Гвоздарский?
— Вы — мне? — изображая удивление, спросил Гвоздь.
Крепыш стоял напротив него один, но было бы глупо считать, что так оно и есть… Гвоздь заметил еще двух мужчин, направляющихся к нему. Вот теперь все ясно, все сходится.
— Вам, вам, Станислав Янович.