Расследует Эллери Квин
Шрифт:
Следовательно, вопрос состоит в том, кто из детей жены Брубака — по его словам, он знал, что это был один из них, — подменил самодельной красно-желтой капсулой с ядом последнюю из аптечных желто-зеленых капсул, содержащих антибиотик.
Стал бы фармацевт, прекрасно знающий стандартную процедуру приготовления антибиотиков, использовать капсулу другого цвета, когда целью было обмануть жертву — также фармацевта, — заставив ее проглотить капсулу? Едва ли. Только не фармацевт мог проявить такую небрежность.
Значит, убийцей не может быть один из близнецов, Элис или Элвин, поскольку оба являются дипломированными фармацевтами. Остается торговец автомобилями, Элвин, вероятно действовавший по наущению сварливой бабы,
ОТДЕЛ АНОНИМНЫХ ПИСЕМ
КАНУН СВАДЬБЫ
Свадьба Маккензи-Фарнем, согласно такому авторитету, как Виолетта Биллкокс, редактор светской хроники «Райтсвиллского архива», должна была стать подлинным событием летнего сезона. Молли Маккензи выходила замуж за доктора Конклина Фарнема, и ничего более важного невозможно было ожидать до конца года.
Невеста была дочерью Дональда Маккензи (Райтсвиллская персональная финансовая корпорация, Кантри-клуб, Комитет музея искусств и т. д. и т. п.), а молодой Конк Фарнем — многообещающим райтсвиллским хирургом, сыном знаменитого во всей Новой Англии терапевта, доктора Фарнема Фарнема, президента медицинской ассоциации округа и председателя совета райтсвиллской больницы. Роман протекал в пределах Скайтоп-роуд, ибо дом Маккензи в вирджинском колониальном стиле (построенный в 1946 году) находился всего двумя домами ниже по дороге похожего на ранчо, но выдержанного в стиле модерн жилища Фарнемов из красного дерева и стекла. Их лужайки соприкасались по бокам вклинившейся между ними небольшой усадьбы Хэллама Лака.
Разумеется, свадьбу назначили на июнь, а церемонию должен был проводить сам епископ, специально прибывающий из Бостона, к тайному разочарованию преподобного Эрнеста Хаймаунта, который рассчитывал на покровительство Маккензи местным талантам и даже заручился полуобещанием Дональда Маккензи на этот счет. Но Би Маккензи оказалась твердой, как гранит гор Махогани. Молли была ее единственным ребенком, и Би питала в ее отношении слишком много надежд, чтобы лишиться хотя бы части долгожданного триумфа. Поэтому венчание должен был проводить епископ, а поставлять еду и официантов — Дель Моника из Конхейвена.
— Мой бизнес не в Конхейвене, а в Райтсвилле, Би! — протестовал Дональд Маккензи. — Чем тебе не подходит Лиз Джоунс? Лиззи обслуживала все важные приемы в этом городе последние тридцать пять лет!
— Вот именно, — отозвалась Би, похлопав мужа по огромной лапе. — Это было бы слишком тривиально. Займись лучше своими делами, Дональд. Ты должен только оплачивать счета — об остальном позабочусь я.
Все социальные «проблемы» решала Би. Конк был славным парнем, но оставил за собой солидный «хвост». Взять, к примеру, Сандру, дочь Милли Барнет, — пышнотелую девицу с интеллектом коровы. Сандра любила проводить время на воздухе, и Конк часто виделся с ней, когда носил свитеры с высоким воротом, — настолько часто, что в глазах Сандры засверкали звезды, а Милли преисполнилась радужных надежд. Конк клялся, что между ним и Сандрой не было и не могло быть ничего серьезного, но Милли Барнет до сих пор говорила о нем весьма холодно.
Или Фло Петтигру, младшая дочь Дж. С. Петтигру, которая сменила Сандру, когда Конк Фарнем перешел от катания на лыжах на Лысой горе к поэтическим сезонам среди сосен вокруг озера Куитонокис. Фло была бледной и серьезной, с прической, как на ранних фотографиях Эдны Сент-Винсент Миллс, [42] и служила для главного редактора «Райтсвиллского архива» основным источником текстов для колонки любовной поэзии. Когда Конк разорвал их помолвку, она поникла, как сломанная лилия, и писала страстные стихи, обращенные к смерти. Тем не менее Барнетов и Петтигру пришлось пригласить на свадьбу, и, что еще хуже, Сандра и Фло были ближайшими подругами Молли.
42
Миллс, Эдна Сент-Винсент (1892–1950) — американская поэтесса.
Би героически решила проблему — она убедила Молли, что разумнее всего притвориться, будто прошлого никогда не существовало. Молли, унаследовавшая не только благообразную внешность отца, но и мозги матери, питала на этот счет тайные сомнения, но попросила Сандру Барнет и Фло Петтигру быть подружками невесты. Когда они согласились — Сандра с радостными криками, а Фло весьма спокойно, — все испытали облегчение, кроме Конка Фарнема.
После этого перед Би встал вопрос, что делать с Джен. Обычно приезд родственницы из Англии должен был только придать блеск любому райтсвиллскому приему, но Дженнифер Рейнолдс, которая была кузиной Би и, следовательно, ее личным крестом, бродила по поместью Маккензи с таким горестным видом, что была способна омрачить даже такое счастливое мероприятие, как свадьба Молли.
Би долго размышляла о проблеме Джен и наконец заявила:
— Что нужно бедняжке Джен в постигшем ее кризисе, так это мужчина.
— Мама! — воскликнула Молли. — Я приводила ей целые мужские гаремы, но она никого не поощряла.
— Кого ты имеешь в виду? — фыркнула ее мать. — Доктора Флэкера? Генри Грэнджона? Уолт Флэкер знает о женщинах только то, что видит в родильном отделении. А для Генри самое веселое времяпрепровождение — вечер за игрой в канасту с матерью. — Би наморщила курносый нос. — Естественно, что Джен с ее умом не найдет привлекательным ни одного мужчину, которых в состоянии предложить Райтсвилл.
— Кого же ты наметила в жертвы? — хихикнула Молли.
— Ну, — не без вызова ответила Би, — я пытаюсь найти подходящую формулировку, чтобы пригласить на свадьбу Эллери Квина.
Когда Эллери в прошлый раз видел жениха и невесту, Молли была робким, едва розовеющим бутоном на Райствилл-Хай, а молодой Конклин Фарнем — усердным студентом-медиком, очевидно пребывающим под влиянием аналогичных персонажей мыльных опер. Теперь же Эллери увидел распустившийся пышный цветок и опытного хирурга, но возможностей для дальнейшего развития знакомства было крайне мало. Дом Маккензи наполняли незнакомые леди с булавками во рту, телефонные и дверные звонки, возвещающие о прибытии бесконечных пакетов и коробок, и таинственные разговоры за захлопывающимися перед носом дверями. Над всем этим царил заговорщический смех Молли, Сандры Барнет и Фло Петтигру, занятых тем, что всегда отнимает энергию у невесты и ее подружек в подобное эпическое время. Иногда в доме появлялся жених Молли, окруженный аурой антисептика, целовал невесту в темном углу и исчезал снова. Дональд Маккензи почти не показывался, а когда делал это, его тут же отсылали с каким-то поручением. Хозяйку дома Эллери встречал только во время приема пищи.
— Мы бессовестно пренебрегаем вами, мистер Квин, — извинялась Би, — но, к счастью, Дженнифер может вас развлекать. Она похожа на вас — спокойная, серьезная, интересуется искусством. У вас с ней найдется много общего. — И Би упорхнула, не забыв закрыть за собой дверь.
Дженнифер Рейнолдс была хрупкой блондинкой тридцати четырех лет, чье довольно красивое лицо выглядело так, словно его регулярно отбеливали известью. К тому же оно постоянно морщилось, терзаемое каким-то тайным горем.
Хрупкость английской кузины миссис Маккензи заставляла Эллери чувствовать себя не в своей тарелке, и он не удивился, узнав, что она находится под профессиональным наблюдением коллеги Конка Фарнема, доктора Уолтера Флэкера, с которым молодой Фарнем делил обязанности. Но эта хрупкость была не только физической. Женщина напоминала красивую ткань, изношенную до предела и готовую порваться на кусочки при первом прикосновении.