Расстановка
Шрифт:
Лицо Рэда при этих мыслях стало жестким, он вспомнил горящий особняк Туроградского губернатора, яркие боевые операции «Союза Повстанцев»…
— Да, этим наше подполье и занято. Ведь «национальная идея» Медвежутина: культ государства (а оно есть машина подавления!), презрение к простонародью и лишение его социальных прав, религиозное мракобесие, шовинизм, подготовка к войнам за рынки, ненависть к революции и проповедь смирения для бедняков, возрождение всего гнилого, отжившего, патриархального — это ведь и есть самая подлая ложь, прикрывающая грабительство, это ведь и есть само воплощенное Зло, ненавистное и отвратительное для каждого честного человека! И пусть меня ждут любые муки — подумал Рэд — пусть они отправят меня на костер и на плаху, но я никогда не склонюсь перед этим бредом, возвращающим нас в средневековье!
Отругав себя за то, что не контролирует мимику вполне (серьезный недостаток для подпольщика!) Рэд тут же обрел прежнее спокойствие и продолжил размышлять — Конечно, если мы боремся в обществе, то наша борьба за Добро отражает интересы угнетенных слоев. В конечно-то счете. Не зря в первую очередь я просмотрел статистику доходов. Для интеллигента нищета — повод возмутиться, для самого бедняка — восстать. Но сейчас, пока нет восстания, а есть заговор горстки прозревших, борьба идет — причем с обеих сторон — через идейных, именно идейных, литературных, политических — представителей разных классов, и принимает форму не схватки рабочих с буржуями, а схватки Добра со Злом. Причем на сторону Добра может встать любой человек, из любой семьи, по любым мотивам. А интеллигент — быстрее и легче остальных. Для этого достаточно одного — чувствовать несправедливость и не мириться с нею. С детства ощущая господство над собой людей неразумных и лживых — в семье ли, в школе, на службе или работе — любое разумное и чувствующее существо бунтует против них! Это проявляется в любой семье, даже в богатой! А от бунта против угнетения в семье — один шаг до нашей идеи универсального и вооруженного Добра. Именно так: вооруженного. Безоружное Добро — обречено.
Ладно, хватит философии. Продолжим изучение данных. Людей набрали множество, да и о городе наши разведчики нарыли много сведений. Воистину: кто владеет информацией — тот владеет ситуацией.
Если подполковник Доброумов посвящал свободное время науке, то Арсений Рытик проводил свои вечера совсем иначе. Закончив биржевые сделки, он спустился на лифте в холл «Башни Света». Посреди огромного вестибюля располагался фонтан, помпезный, увенчанный золоченой статуей Гермеса. Вокруг стояли кресла, рядом с ними — журнальные столики из оргстекла. Рытик выбрал место, позволявшее наблюдать за входом — он опасался прозевать появление в дверях урбоградского мэра, с коим назначил рандеву. Некоторое время Рытик отдыхал в кресле, лениво пробегая глазами журнал мод. Но моментально вскочил, приветствуя вошедшего — краснощекого толстяка в дорогом костюме и перстнях.
Верхний этаж «Башни Света» был отведен под ресторан для бизнесменов. Однако тамошняя помпезная обстановка, модернистский стиль, громкая музыка и зеркальные стены не прельщали сегодня Рытика.
Для важной встречи с мэром был выбран расположенный поблизости от «Башни» островерхий особняк, облицованный гранитом. Этот корпус ресторана был предназначен для особо важных персон. Биржевик и глава города прошли в зал, мимо стоявших у дверей лакеев в черных старинных сюртуках.
Рытик знал, что мэр, как и другие удачливые выходцы из простых семей, после Реставрации приписал себе аристократическое происхождение. И потому Арсений желал провести беседу в обстановке, льстившей воспаленному самолюбию бывшего спекулянта. Благородная тишина VIP-корпуса, с его панелями из резного дуба и гобеленами, изображавшими рабсийских дворян и генералов, была для предстоящего разговора как нельзя кстати. Толстые шерстяные драпировки, укрепленные на стойках, разгораживали зал на узкие боксы, чтобы в деликатные беседы «хозяев жизни» не мог вмешаться посторонний. Приглушенный свет серебряных люстр создавал дополнительную интимность.
Рытик и глава города вальяжно прошествовали к столу. На белоснежной скатерти сверкали серебряные столовые приборы, стилизованные под старину.
— Видите эту ложку с украшением в виде трилистника? — мэр взял со стола одну из лежащих на столе ложек — Если бы она не была позднейшей подделкой, а действительно относилась к Инглезианской эпохе, то стоила бы около семисот таллеров. Это я вам говорю как старый коллекционер.
Рытик склонил голову в знак почтения к познаниям собеседника. Оправив черный, сшитый на заказ костюм из дорогого сукна, мэр продолжил:
— Да, в древности ложки имели именно такую изогнутую форму, напоминающую плод инжира. А эта шестигранная ручка действительно заканчивалась украшением, или шариком. — мэр положил ложку и сел за стол. Рытик последовал его примеру.
— Я вижу, вы просто влюблены в старинное серебро — доброжелательно улыбнулся Рытик — с удовольствием слушаю рассказы о вашей коллекции.
— Да, внимаете заворожено. И что особенно ценно — без всяких нетактичных вопросов об ее цене — хохотнул мэр — ими меня одолевают мелкие нувориши. Нет, вы не из таких. Но эта искусно украшенная ложка навела меня вот на какую мысль…
— Да, я весь внимание…
— Работы старых ювелиров прекрасны. Так когда же и наши предприниматели смогут поразить качеством мировой рынок? Впрочем, в наш век массового производства было бы глупо требовать от товаров изящества и утонченности. Сейчас в цене практичность. Но не кажется ли вам, что одни лишь биржевые спекуляции — это слишком мелко и ненадежно? Особенно сейчас, под сенью национальной идеологии великого Медвежутина?
Когда мэр произнес фамилию диктатора, лицо Рытика приняло почтительное выражение. Наклонившись чуть вперед, он без лакейской услужливости, но с готовностью ответил:
— Я в последнее время размышляю о том же. Хватит с меня биржевых спекуляций. Все эти игры на скачках индексов — в конечном счете, торговля воздухом. Если последняя афера с акциями пройдет нормально, я планирую вложить деньги в производство.
Открыв супницу, мэр вдохнул аппетитный шампиньоновый запах. На луноподобной физиономии отца города отразилось блаженство. Взяв порцию супа, он с аппетитом зачерпнул несколько ложек, затем помассировал шею пухлой рукой, и насмешливо произнес:
— Все вы, господа хорошие, грозитесь да собираетесь вкладывать деньги в отечественную промышленность. На словах выходит гладко и многообещающе, а на деле? Что-то не торопитесь. Хотя какие вам еще нужны гарантии? Вертикаль власти мы укрепили, обстановка в стране стабильная, никакой оппозиции нет. Ну, — смущенно запнулся мэр — если не считать «Союза повстанцев»… Но мы этих государственных преступников скоро выловим, не сомневайтесь. А так — что вам еще нужно? Рабочие железной рукой принуждены к труду, стачки и забастовки в прошлом, всю эту митинговщину мы обуздали. РСБ навело в стране порядок. Принят новый КЗоТ, так что с профсоюзами у вас проблем не будет. Да и охрана труда особых средств не потребует. Если от работяг потребуются сверхурочные или еще что — вам стоит лишь попросить… По добровольному согласию это теперь допускается. Хоть с утра и до полуночи. А если директор хорошенько просит, дадут они согласие? Добровольно? Или не дадут, как думаете?
— Наверное, все же дадут… — хитро улыбнулся Рытик, отвлекаясь на мгновение от поджаристого мяса по-бугрунски.
— Куда они денутся! — разразился мэр жирным смехом, подымая стопку дорогого коньяку — На моей памяти еще ни разу в таких случаях не отказывали. А если попробуют противиться, РСБ их сразу… за разжигание социальной розни и политический крайнизм… Так что перед вами — зеленый свет. Ведь благо Рабсии — это благо ее лучших людей, а не какой-то там босой шантрапы…
Мэр лихо опрокинул стопку, и сверкнув золотыми коронками, отправил в рот бутерброд с красной икрой.
— Спасибо вам. Крепкая власть — фундамент бизнеса. — взгляд Рытика был непроницаем.
Коньяк произвел на отца города мгновенное действие, и потому он воскликнул с излишней горячностью:
— Верно! Тем более что верховник Медвежутин зовет страну к конкурентоспособности. А если эти бездельники лодырничают вместо работы и расхищают попусту деньги на социальные подачки — какая тут конкурентоспособность? Вся «социалка» — здравоохрание, образование, краткий рабочий день и прочие радости — войдет в себестоимость товаров, наши фирмы прогорят, страна не получит зарубежные инвестиции. Я даже так скажу: нищета населения — залог богатства и процветания Рабсии. Да, это парадокс, это диалектика — но мы, деловые люди, должны смотреть правде в глаза.