Расстояние
Шрифт:
Все прошлую ночь я следила за камерами видеонаблюдения Программы, пытаясь отыскать Йоханссона. Четыре секунды истошного вопля мужчины до сих пор в моей памяти. Я уверена, что он мертв. Мертв или покалечен настолько, что не сможет выжить.
В шесть раздается звонок секретного телефона.
Клянусь, я не сразу смогла узнать его голос.
Сейчас я на кладбище Тауэр-Хамлетс среди мертвецов Ист-Энда Викторианской эпохи: владельцы чугунных заводов, купцы, мелкие торговцы и их жены, викарии, врачи и учителя. Памятники на их могилах мелькают между голыми деревьями и покрытыми инеем
Я не очень люблю встречи в общественных местах. Слишком много камер и любопытных глаз.
Я намеренно оделась так, чтобы походить на служащую благотворительной организации или церкви: благодетельница с сумкой сэндвичей и адресом местного приюта.
Я останавливаюсь в нескольких метрах от мужчины на скамейке. Он может быть пьян, под кайфом или просто спит.
– Здравствуйте.
Мужчина не шевелится, но глаза его открыты.
– С вами все в порядке? – спрашиваю я, подходя ближе, и понимаю, что это не так.
С ним не все в порядке.
– Я не буду этого делать.
Он выходит из игры? Но так не бывает. Внезапно память прорезает крик мужчины.
– Тебе было больно?
Я присаживаюсь на край скамейки. Йоханссон поворачивает голову и смотрит так, словно я говорю на другом языке.
– Нет.
– Вчера я пыталась тебе дозвониться, звонила по тому номеру, кто-то снял трубку, и… я слышала.
– Это был не я.
Мы замолкаем на несколько мгновений.
– Винни, – наконец произносит Йоханссон. – Его звали Винни.
И ты знал его.
– Он мертв?
– Да.
– Из-за тебя?
– Да. – Йоханссон медлит и говорит: – Они заставили ее смотреть.
О господи!
Улыбающийся человек с ангельской внешностью, чьей специальностью были пытки, – Терри Канлифф возвращается снова. И все из-за Йоханссона. Он понимает, что должен отказаться от работы, поэтому он здесь. Сейчас Йоханссон слишком подавлен и совсем не в форме, а риски слишком велики. Однако он шатается под тяжестью этого решения. Он знает, что у него есть заказ, который надо выполнить. Отвернуться – значит проявить слабость, верно? На него давят стыд, чувство вины и несостоятельности одновременно.
– Филдинг в курсе?
Йоханссон отворачивается и смотрит на убегающую вниз тропинку.
– Пока нет.
Я глубоко вдыхаю, позволяя холодному воздуху освежить легкие, и добиваюсь просветления в голове. Оно приходит медленно. Вскоре я уже знаю, что надо делать. Вернуть Йоханссона на квартиру на юге Лондона. Поговорить с Филдингом – он будет в ярости, но ничего не поделаешь, ему придется найти другого исполнителя. Человека с ножом… Завтра предстоит избавить Йоханссона от груза судьбы Райана Джексона и постепенно вернуть к собственной жизни, а потом отвести и от нее.
– Хорошо, – говорю я, – мы вытащим
– Нет. Мне нужно вернуться. – Он поворачивается и добавляет как-то очень легко: – Я должен вытащить ее оттуда.
Господи, теперь ты на ее стороне. Вы сблизились, и теперь ты за нее.
На тропинке появляется пожилая пара и направляется к нам. Они смотрят на нас с любопытством: бродяга и женщина с сумкой.
Возможно, им удается уловить возникшее между нами напряжение. Пара проходит мимо, но через пять шагов женщина оглядывается. Я киваю ей. Все нормально, не волнуйтесь.
Но это вовсе не так.
Перед глазами кадры с камер наблюдения: Йоханссон и Кэтрин Галлахер в мастерской, они разговаривают. Я смотрела на них и радовалась, так ведь? Думала, это хорошо, значит, она ему доверяет, так мы сможем докопаться до истины. Я не понимала, что она затягивала его в свой мир.
Не важно, как близко он подошел к цели, пока существуют другие расстояния, то промерзшее психологическое пространство, позволяющее ему исполнять работу и не просыпаться от крика. Это расстояние сейчас слишком велико. Она заманила его в свои сети.
– Кэтрин знает, что тебя отправили за ней?
– Нет.
– Она сама попросила ее вытащить?
– Нет.
– Но ты сказал ей, что сделаешь это?
– Нет.
Кэтрин умна и честолюбива, она готова на все, чтобы добиться желаемого. Она никогда не была жертвой и не собирается сейчас примерять на себя эту роль.
– Мы даже не знаем, что произошло.
Молчание. Йоханссон сидит и смотрит в пространство остекленевшими глазами. И я понимаю: «Она сказала тебе».
– Его звали Дэниел, – начинает он. – Фамилии она никогда не знала. Моего возраста, может, моложе. Темноволосый. У него были сломаны ноги, множественные раны. Ее наняли лечить его. Держали в комнате, из окна она видела только драконов на воротах. Кэтрин была рядом с ним четыре дня. Полагаю, тогда этого парня пытали.
– Она?
– Не знаю.
– И потом она его убила?
– Да. – Йоханссон опускает глаза. – Он сопротивлялся. Это было кошмаром. Повсюду кровь.
– Она рассказала, почему так поступила?
– Потому что была на это способна.
Я не свожу с него глаз, и он отводит взгляд.
– Она сказала, что ее пациенты, возможно, были другими.
Шесть лет, столько дел, его жертвы никогда не мучились и не страдали, вне зависимости от того, в каком были состоянии и что совершили. Он был способен это гарантировать. Но эта женщина… Не понимаю.
– Зачем? – спрашиваю я. – Зачем ты хочешь ее вытащить?
Йоханссон не отвечает, лишь пожимает плечом.
– Ее преследуют кошмары, – наконец говорит он.
Я не знаю, что сказать. Полагаю, Йоханссон тоже. Он качает головой, словно объяснить это выше его сил, словно он сам себя не понимает.
В мою голову прокрадывается мысль: она ему небезразлична.
– Я должен это сделать, – произносит он и поворачивается ко мне. – Ты все можешь, Карла. Помоги мне ее вытащить.
Они теперь вместе, так? Йоханссон любит ее и готов рискнуть всем ради нее – своей жизнью, репутацией, идеальным послужным списком за последние шесть лет – всем, чтобы вытащить ее. Чтобы подарить ей жизнь.