Расстрелянный парламент
Шрифт:
Ситуация еще и в том заключается, что переговоры дают положительный результат: Ельцин начинает нервничать, ибо не желает перевыборов, ополченцы выигрывают – Конституция все более утверждается в умах россиян, значит, – с депутатами пора кончать. Но у них есть вооруженные ополченцы. Срочно нужна провокация…
Р. З. Чеботаревский на переговорах в Свято-Даниловом монастыре:
– Ваше Святейшество, разрешите мне?.. Оружие у противоположной стороны хранится круглосуточно, что возможно только при ведении боевых действий. Я хотел бы завтра увидеть документ, на основании которого военнослужащим противоположной стороны разрешено круглосуточное ношение оружия, несдача его даже во время сна.
Режим
Народ прорывается к Дому Советов. Еще одна надежда – тысячи и тысячи людей пришли на поддержку Конституции.
Ельцинистам победа конституционалистов не нужна. Дается команда – согласно провокационному плану – открыть огонь по демонстрантам… И омоновцы со стороны мэрии начали стрелять – появились первые убитые.
Вызов патриотам, защитникам Верховного Совета был брошен!
Ловушка ждала…
Есть на Руси офицеры
Депутаты все более умело распропагандировывали воинские части. Трудно уговорить милиционеров. Им, видимо, крепко платили. Один офицер-милиционер признался: в сутки дают по 40 долларов. А с солдатами найти общий язык просто – даем им продукты, сигареты, листовки. Они идут на контакт.
Таким образом удавалось спокойно проходить через армейские кордоны. Со стороны Краснопресненской набережной нас пропускали два дня. И мы вели работу в городе: ездили по ведомствам и частям, министерствам и редакциям. Расклеивали листовки. Выступали на заводах.
Кто-то пронюхал из президентских служак о наших дружеских связях с армейскими подразделениями – и их тут же стали менять. Только мы распропагандируем часть, как ее снимают, присылают другую.
– Ребята, неужели будете в своих стрелять?! – спрашиваю у безусых солдат.
Одни молчат. Другие пожимают плечами. Третьи говорят, что стрелять не будут.
Но у всех, чувствуется, кошки на душе скребут.
– Нам приказали!..
Часто именно такой слышится ответ.
Я пристал к одному подполковнику. Рослый, плечистый такой мужик. Говорю ему: переходите на нашу сторону, вы же давали присягу, клялись защищать народ и Конституцию. А он мне все про свое высокое начальство талдычит… Я ему вновь про законность. Чувствую, неловко подполковнику, переживает он. Тогда спрашиваю, знает ли он что-либо о судьбе капитана III ранга Валерия Саблина?! Тот служил на Балтике замполитом большого противолодочного корабля «Сторожевой». 8 ноября 1975 года он вывел свой корабль, арестовав офицеров, в открытое море – и потребовал дать ему слово на телевидении. Капитан Саблин хотел выступить против беззакония властного политбюро ЦК КПСС, против уничтожения инакомыслия в стране… Его корабль был обстрелян. Саблина арестовали – и расстреляли. Но о его мужественном поступке пишут до сих пор.
– Неужели у нас нет смелых офицеров? – спросил я у подполковника. Тот промолчал.
– А сегодня и особой смелости-то не требуется: встать на защиту законности и Конституции!
Подполковник пробормотал что-то невразумительное и ушел, спрятался среди других офицеров.
Больше я этого подполковника в окрестностях Дома Советов не видел.
Депутат от Татарстана Ринат Мухамадиев язвительно спросил меня:
– Где же русские офицеры? Хоть одну бы часть поставить около Белого дома и тогда можно быть спокойными… Боятся все, трусят?!
– Информационная блокада, – сказал я. – Президентские газеты и телевидение белое превратили в черное… Ты же знаешь, каждый день поливают нас грязью.
Что я еще мог сказать в оправдание?! Конечно, внутренне я был согласен, если бы хоть одна часть к нам пришла… И ведь обещали поддержку – и Северный флот, и летчики, и афганцы. Но никто не поднялся на защиту законной власти.
Но и обвинять армию мне как-то совершенно не хотелось. С одной стороны, мы – законодатели, – и наше оружие – соблюдение законов. Стремление решить проблемы мирным путем даст нам гораздо больше шансов на победу, чем автоматы. И депутаты решительно были настроены не привлекать армию к конфликту, все верили в мирный исход… С другой стороны, ко мне часто подходил контр-адмирал, член нашего комитета по экологии Равкат Чеботаревский. Мы его избрали вместо сбежавшего Степашина председателем Комитета по обороне. Так вот он мне на мои вопросы об армии всегда говорил: не беспокойся, есть силы, которые за нас вступятся, если потребуется. И я ему верил. В третьих, на 13 этаже нашего Белого дома отдыхали севастопольцы, приднестровцы, ребята из «Союза офицеров», омоновцы. Они пришли сами защищать Конституцию… И когда я с ними беседовал, то от них исходила уверенность в правоте дела.
Когда видишь офицеров, мужчин в военной форме, готовых хоть малым числом отстаивать справедливость, то и у тебя появляются силы, ты понимаешь главное – ты не один!
Почему Руцкой не соглашается на приход к Дому Советов воинских подразделений?
Тактика победы мирным путем не получается. Нас окружают ОМОН, милиция, армейские части – семью кольцами. Я именно столько и насчитал – семь солдатских и милицейских цепей.
Когда я проходил по баррикадам, ко мне подошел мужчина с накинутым на военную форму плащом:
– Вы депутат?
– Да.
– Наша часть готова вас поддержать. К кому мне обратиться, как попасть к Руцкому?!
Я тут же провел офицера в Дом Советов, связал его с Руцким.
Таких заходов было не мало, как свидетельствуют мои коллеги. Но Руцкой выжидал… И трудно было сразу понять: прав он или не прав. Ставка все-таки делалась на мирное урегулирование кризиса. Именно наш мирный настрой, нежелание поддаваться на провокации со стороны президентской команды и выбивали шансы на победу тех, кто готовил госпереворот.
Свидетельствует А. Лейбов, инженер – 32 года:
«Я не коммунист и не фашист, я не принадлежу ни к одной партии и не отношусь к поклонникам Руцкого или Хасбулатова. К Белому дому пошел потому, что мне претят разговоры о том, что «у нас никогда не было Конституции» от человека, который клялся на этой самой Конституции, принимая присягу как Президент. Потому, что опасаюсь диктатуры не со стороны многих сотен депутатов разом, а со стороны вполне конкретной, узкой группы людей, непосредственно стоящих у «кормушки». Тех самых людей, что пришли к власти на волне борьбы с привилегиями, а придя, захапали себе в единоличное владение практически всю государственную собственность. Единственными органами, хоть как-то контролирующими деятельность «приватизаторов», оставались, при всем их несовершенстве, Верховный Совет и Съезд народных депутатов. Указ № 1400 устранял этот контроль и открывал дорогу полному мафиозному беспределу.
К Дому Советов я подошел около 10 часов утра 22 сентября. На площади шел митинг, народу было относительно немного, где-то 2–3 тысячи. По периметру уже было построено какое-то подобие баррикад. В этот же день я вступил в одну из добровольческих дружин, формировавшихся прямо на площади. Первые два дня мы находились на баррикаде, закрывавшей въезд на площадь между «Горбатым мостом» и Белым домом. Впоследствии наш отряд перевели к памятнику героям 1905 года, а в конечном итоге, присоединили к Первому отдельному казачьему батальону, располагавшемуся на «Горбатом мосту». Запомнился один эпизод, случившийся в ночь на 23 сентября. К нашему костру подсели двое мужчин в гражданских куртках, накинутых поверх офицерской формы. В ходе разговора выяснилось, что это офицеры из Тульской воздушно-десантной дивизии. По их словам, они с двумя батальонами, по приказу Ачалова, на бронетехнике подошли к Московской кольцевой автодороге и были готовы с ходу вступать в бой. Однако Ачалов запретил им входить в город, не желая первым применять или демонстрировать силу, вот они и приехали вдвоем, чтобы посмотреть, что здесь происходит».