Рассвет наступит неизбежно [As Sure as the Dawn]
Шрифт:
Когда все разошлись, Феофил отозвал Рицпу в сторону. «Отойдем к воротам». Он посмотрел через двор на Атрета, который неподвижно сидел на своем месте, прислонившись спиной к столбу. Бывший гладиатор смотрел на все происходящее холодным, напряженным взглядом.
Засунув пальцы за пояс, Феофил вынул оттуда несколько золотых монет.
— Раз уж Атрет так упрям, что и деньги от меня брать не хочет, я отдам их тебе.
Рицпа положила свою руку на его ладонь.
— Спасибо тебе за заботу, Феофил, но Атрет взял с собой деньги.
Сотник помедлил, пристально глядя на нее,
— В любом случае, здесь достаточно, чтобы добраться до Рима. Ему ведь пришлось оставить все свое имущество.
— Все это ничто по сравнению с его желанием вернуться домой.
Феофил грустно улыбнулся.
— Из всех, с кем мне только приходилось сталкиваться в битвах за двадцать пять лет службы, германцы были самыми яростными и решительными в борьбе за свою свободу. Это неумолимый народ. Иудеи похожи на них, но Тит едва их не уничтожил. Те немногие, кто остался в живых после холокоста в Иудее, теперь рассеялись по империи.
— Стремление к свободе живет в каждом человеке.
— Такими нас создал Бог. Труба Христа звучит, и по Его благодати я ее слышу. Молись Богу о том, чтобы и Атрет услышал ее тоже.
— Я молюсь. Постоянно.
— Я не сомневаюсь, — сказал Феофил и нежно прикоснулся к ее щеке.
— Много нам понадобится сил и средств, чтобы добраться до Германии?
— Больше, чем Атрету кажется. Вот мы и увидим, хватит ли у него мудрости, чтобы принять помощь от других людей.
Рицпа смотрела, как сотник вышел за ворота. Когда он оглянулся, она уже направлялась к Атрету.
— Что–то долго вы разговаривали, — сказал германец, глядя на Рицпу мрачным взглядом.
— Феофил наш друг. — Рицпу встревожил гнев, который она увидела в глазах Атрета.
— Может быть тебе он и друг. Но только не мне.
— Он может быть и твоим другом.
— Что он тебе дал?
— Он предлагал деньги, чтобы купить провизию в дорогу. — Рицпа увидела, каким каменным стало лицо германца. — Я знала, что ты не захочешь, чтобы я взяла эти деньги, и я не стала брать.
— Все необходимое я куплю завтра утром.
— Феофил сказал, что тебе не хватит денег, чтобы добраться до Германии.
— Когда нам что–нибудь понадобится, оно у меня будет.
Рицпе не понравился его тон. У нее не было желания спрашивать, как именно он собирается это делать.
— В следующий раз, когда будешь с ним говорить, скажи ему, что, если он еще раз к тебе прикоснется, я его убью. — Сказав это, Атрет встал и, выйдя за ворота, направился в сторону, противоположную той, куда пошел Феофил.
Рицпа услышала, как он стучал в ворота, когда уже давно стемнело. Хозяин гостиницы впустил его, и она приподнялась, наблюдая, как германец идет к своему месту ночлега. Пройдя через двор нетвердой походкой, Атрет упал на солому. Обеспокоенная, Рицпа снова легла.
На следующее утро, когда Рицпа молилась вместе с остальными верующими, он встал и покинул гостиницу. Другие также обратили на это внимание.
— Хочешь пойти с нами на рынок? — спросила Рицпу Поркия.
Рицпа отказалась, выдавив из себя улыбку и заверив,
Она поиграла с Халевом, пока тот не уснул, после чего сама прилегла рядом с ним на солнышке. Ей было приятно чувствовать солнечное тепло. Она с удовольствием смотрела, как подрос Халев, представляла, каким он станет красивым. Свернувшись калачиком рядом с ребенком, она незаметно заснула с мыслями о том, как будет хорошо, если она сможет привести к Богу и Халева, и Атрета.
Вернувшись, Атрет увидел, что Рицпа спит на соломе рядом с его сыном. Он долго стоял и смотрел на нее. И ему было так хорошо, как он давно уже себя не чувствовал. Он испытывал к Рицпе желание, и это была не обычная похоть, а чувство, которого он не мог даже осознать и которое, как ни странно, приводило его в не свойственное ему смущение. То, что Рицпа была черноволоса и черноглаза, заставляло Атрета остерегаться ее красоты; у него было тяжелое предчувствие, что эта женщина сможет разрезать его сердце на еще большее количество кусочков, чем это сделала Юлия.
Испытав досаду, Атрет опустил на землю свою ношу. Глухой стук и шелест соломы разбудили Рицпу. Она привстала и убрала с лица тыльной стороной ладони пряди своих черных волос.
— Ты пришел, — сказала она и улыбнулась.
Атрет, надувшись от гордости и чувства самостоятельности, важно произнес:
— Посмотри и убедись, что теперь у нас есть все необходимое.
Рицпе было непонятно, как человек может так долго сердиться из–за какого–то пустяка. Ей хотелось что–то сказать Атрету о Феофиле, но она поняла, что до добра это не доведет. Атрет все равно поступит по–своему, а ее протесты только усугубят ситуацию.
Атрет стоял и наблюдал, как Рицпа открыла один мешок и перебирала пальцами сухую чечевицу, зерно, бобы и ячмень. Еще он купил сушеных фруктов и вяленого мяса. Потом Рицпа открыла другой мешок.
— Соль, — сказал Атрет. — В той амфоре оливковое масло. А в той — мед. — Он снял с плеч полные мехи, с которыми обращался аккуратнее, чем с остальными сосудами. — Здесь вино. Разбавленное, чтобы его хватило, как минимум, на неделю.
Рицпа подняла голову и посмотрела на него, ее лицо осветилось радостью. Она была так прекрасна, что его пульс невольно забился чаще.
— Очень хорошо, ты молодец, — сказала она, и эти ее простые слова разрушили те барьеры, которые Атрет так мучительно выстраивал вокруг своего сердца. И все же, наряду с нежными чувствами, в нем нарастала какая–то внутренняя тревога.
Вернувшись в свою крепость гнева, он снова сверкнул на Рицпу глазами.
— Тебя, я вижу, это удивляет, — сказал он с горькой иронией. — Не сомневайся, женщина. Я сам довезу сына до Германии, и никакая помощь мне не понадобится!
Пораженная и уязвленная, Рицпа смотрела, как он уходит, и ей было непонятно, что она сделала плохого на этот раз.