Рассвет (сборник)
Шрифт:
В блокноте записаны десятки адресов и фамилий. От того, что у нее появилось столько новых друзей, от того, что где-то там, в разных уголках страны, помнят о ней, и тысячи людей разных национальностей горят тем же стремлением, что и она, Галина чувствовала себя окрыленной и очень сильной.
Ночь казалась бесконечной.
Было уже темно, когда Галина поднялась с постели. Не могла дождаться дня. Что-то буйствовало, кипело в ее душе, гнало туда, где частица ее самой, где вся она — на виноградник.
Вот она медленно идет вдоль рядов и неотрывно
Вспомнился слет молодежи и страстные слова маленького худощавого паренька о рассвете человеческого счастья.
Сейчас, сейчас должно появиться солнце!
Глазам становится больно, но Галина продолжает неотрывно смотреть на пламенеющее над горизонтом небо. И вот брызнуло что-то ослепительное, яркое, настолько яркое, что на секунду сами собой закрылись глаза. Но эта секунда изменила все вокруг. Первые лучи солнца, словно зазвенели в хрустальном воздухе, отбросили прочь дрожащие сумерки, заискрились на листьях виноградных кустов, словно ощупывая их.
Какое-то неописуемое крылатое чувство охватило Галину. Она замерла, подставив лицо под поток солнечных лучей, и вдруг услышала оклик.
Махая руками, словно собираясь лететь, к ней бежал Степан.
Он вернулся в село поздно вечером и также провел ночь почти без сна.
— Сдал! Приняли! — остановившись возле нее, смахнул с головы фуражку. — Какое сегодня утро чудесное, Галя! Эх, и дела мы развернем в этой степи! Расцветет она, красавица наша, так, что с моря сюда будут приезжать на отдых. Ух, даже кричать хочется!
И вдруг:
— Да здравствует жизнь! — звонко крикнула Галина солнцу.
Рассказы
Букет
В цехе, где обычно царил шум, грохот, стояла сейчас необычайная тишина, и Вася даже слышал эхо своих шагов. Он покосился на станок Лены и улыбнулся.
«Дома теперь столпотворение… Лена елку наряжает… Эх, соберутся вечером друзья — вот будет веселье… Женушка поплясать любит».
Настроение у Васи было отличное.
— Суматохин! Васек, почекай трошки, — крикнул бригадир слесарей Тарас Макарович Харченко. — Выручай. Вечером передовикам премии вручать будем. Среди них, так сказать, особа прекрасного пола… Добре бы цветы купить. Вот и пятьдесят карбованцев… Мы тут все закрутились. Мне еще подарки хлопчикам надо привезти. Помоги. Ты молодой, быстро обернешься. Купи букет.
Суматохин посмотрел в просительные глаза Харченко, на полуседые висячие усы.
— Давайте!
— Вот спасибо. Только смотри, без цветов не приходи, — крикнул он вслед.
— Будьте уверены, Суматохин еще никогда не подводил! — ответил Вася.
За проходной из-под ног его дробью брызнули воробьи. Они отлетели чуть в сторону, сели на дорогу и отчаянно заспорили. Шел пятый час дня.
Голубое, прозрачно-ясное небо было совсем не зимнее. На душе у Васи было легко-легко, и он с наслаждением потянул носом влажный воздух.
Через четверть часа он открывал дверь цветочного магазина.
— Входите! — пригласила невысокая женщина. — Вам что: фикус, кактус, аспарагус или вы с запахом любите? — затараторила проворная продавщица. — Вот рекомендую взять пальму. Очень украшает комнату. Сегодня три уже продала, последняя осталась.
— Мне бы цветы такие… цветущие, что ли, — проговорил Вася, осматриваясь.
— Пожалуйста! Вот герань. Вам какую — белую, розовую или красную? Еще возьмите цикламен. Очень редко у нас бывает. Вам просто повезло. Есть цинерария, гиацинт, нарциссы, левкои…
— Нет, мне нужны цветы, понимаете, букет цветов.
— Ах, букет? — разочарованно протянула женщина. — Так бы сразу и сказали. Этого сейчас нет. В мае приходите.
Вася промолчал, покрутил головой, как будто ему жал воротник.
«Махну-ка я на базар», — решил он.
Трамвай быстро довез его туда.
Легким аллюром Вася пробежал вдоль первого ряда крытых прилавков. На них громоздились пирамидками яблоки и груши, зеленели пучки лука, подымали вверх укороченные ножки желтые крутобокие куры, свешивали головы гуси и утки.
Он остановился возле полусонной старушки, сидящей перед чашкой с черносливом.
— Где здесь продают цветы, бабушка?
— Чернослив-то? По три рубля за кружку, соколик, — как родному заулыбалась ожившая старушка, и ее сухое желтое личико сморщилось, как перепеченное яблоко. — Чернослив, что мед. Сама вялила…
— Мне цветы нужны, бабуся!
Но старушка не слышала его.
— Не слышит она, — с улыбкой сказала женщина, торговавшая рядом с бабкой картофелем. — А цветов вы тут вряд ли найдете. Все-таки зима, и потом праздник. Разве что в оранжерее.
Суматохин хлопнул себя по лбу ладонью, даже присел от радости и бросился к выходным воротам.
Трамвайный вагон кряхтел и дрожал, как старый подагрик. Большинство пассажиров держало в руках корзины, авоськи, сумки, наполненные бутылками и всевозможной снедью. У всех приподнятое, праздничное настроение. Стоял веселый, разноголосый говор. Но разговоры не доходили до сознания Суматохина.
Трамвай заскрипел, притормаживая. И вдруг Вася снова увидел в зеленой фанерной будке на тротуаре огромный букет цветов. За букетом, как одуванчик, торчала голова старичка. «Милый, родной старичок!» — и Суматохин спрыгнул с подножки трамвая.