Рассвет (сборник)
Шрифт:
Прошла еще одна зима и весна. Наступило новое лето. Галина не умерла, не сошла с ума, как думала в первые дни после отъезда Петра. Все шло своим чередом.
Этот год принес много изменений в ее жизнь. Она повзрослела, возмужала. Тверже и увереннее стал взгляд черных глаз. А где-то глубоко в них пряталась грусть.
Говорят, что любовь можно заменить дружбой. Неправда. Ложь! Ни одному другу нельзя открыть всех заветных тайн своей души. Это доверяют только любимому человеку.
Так думала Галина. Она, как и раньше, писала Петру о своих взглядах на жизнь, о мечтах и раздумьях, о комсомольских
А жизнь звала, подгоняла. Сколько еще предстояло сделать на земле.
Чтобы забыться, Галя с головой погрузилась в работу, придумывала для себя самые разнообразные занятия, старалась больше быть с людьми, чтобы не оставаться в одиночестве.
Только теперь она по-настоящему поняла смысл жизни. Раньше много читала о том, что основой жизни является труд. Сама она когда-то думала о труде лишь как о средстве достижения славы. Теперь же на примере богатой событиями биографии деда Якима увидела, что труд является источником радости и вдохновения. Маленький, подвижный дед Яким не мыслил себя без этого. И гордился не собой, а результатами своего труда, тем, что оставляет после себя другому поколению. Галина была счастлива. «При коммунизме все люди будут воспринимать труд, как жизненную необходимость, как воздух, которым дышишь, блюдо, которое ешь», — думала она.
Как-то совсем недавно она случайно обратила внимание, что Степан во многом похож на Петра. Степан об этом, конечно, и не догадывался. Такое открытие удивило девушку. Она не поверила себе и начала пристальнее присматриваться к Степану. И все больше и больше находила общих черт. Она не осознавала, что многое в образе Петра уже начало стираться из ее памяти, что некоторые черты, обнаруженные у Степана, она просто приписывала Петру, утверждая: «Странно… Очень странно! Вот, выходит, как бывает!..»
Жизнь открывала перед ней новые горизонты.
Много за этот год произошло изменений и на селе.
На Октябрьские праздники справили свадьбу Сергея и Насти. И теперь шумят на ветру две яблоньки, посаженные их руками в честь этого знаменательного дня.
Тянется вверх молоденький тополь перед домом Михаила и Любы Антаровых. У них родился сын.
Знаменитостью стал в селе Федька. Почти каждый месяц в районной газете появляются его коротенькие смешные или же колючие рассказы. По совету Галины, он вступил в литературное объединение и начал учиться в вечерней школе. Многое изменилось и в самом Федьке. Стал более сдержанным, больше слушал и присматривался, чем говорил. Только с дедом Якимом у него не прекращалась словесная война. Федора тянуло к старику. Он даже не замечал, что за веселой болтовней и спорами он у этого бывалого, опытного в жизни человека учится народной мудрости.
Разрастался и укоренялся комсомольский сад «Дружба», а вместе с ним мужали, закалялись на степных ветрах и его молодые хозяева.
Глава пятьдесят девятая
Галина и Степан добрались до города только к обеду. Она приехала на Всесоюзное совещание молодых садоводов, он — поступать в техникум.
От автостанции шли пешком.
Гремели трамваи, шуршали по асфальту автомашины, по тротуарам спешили люди. Чем ближе к центру города, тем их было больше.
— Зайдем, пообедаем! — Степан придержал Галю возле ресторана, но за стеклом двери увидел табличку «Санитарный день».
И вдруг до них донесся знакомый голос.
Через открытое окно ресторана они увидели в зале людей. Проходило собрание.
Виктор Костомаров стоял возле стола и, жестикулируя, говорил:
— Человек рожден для счастья. А счастье — в удовлетворении всего комплекса человеческих желаний, в удовлетворении его личных…
— Хватит! Это философия эгоиста, трутня! — воскликнула какая-то девушка. — Мы собрались не для того, чтобы выслушивать твои буржуазные теории. Хватит! Мы их наслушались. А сейчас надо обсудить твой мерзкий поступок, потребовать от тебя ответа!
Степан тронул Галину за руку, отвел ее от окна.
— А этот и здесь не акклиматизировался. Пойдем, пообедаем в другом месте.
— Некогда уже. Сорок минут осталось. Тебе в техникум когда?
— В два. Если бы ты знала, как я боюсь. Мне легче трактор перевернуть, чем сдавать экзамены. А что если провалюсь? Конкурс же…
— Не бойся, не бойся! Ты очень хорошо подготовился. Отвечай так, как мне отвечал. Попробуй только не сдать!.. Ну, ни пуха ни пера! — пожала она ему руку.
— Выходит, быть мне ощипанным.
Галина быстро пошла по улице. На углу кто-то схватил ее в объятия.
— Галя!
Обернулась и увидела Тасю. Тоненькая, в простеньком платье, она до сих пор была похожа на школьницу.
— Вот, напугала… Здравствуй, Тася! Откуда ты?
— С фабрики. На обед бегу. Я же, знаешь, уже четвертый разряд получила. Третий месяц работаю самостоятельно. Так интересно все… А машина! Большая-большая, а слушается меня…
— Ты же боялась машин, — засмеялась Галина.
— Это были токарные станки. Они железо грызут. А у нас на трикотажной — совсем иначе.
— Посмотри, посмотри. Гарольд Небалуев! — толкнула она Галину и засмеялась в кулак.
Фонфарамон Завязкин, неумело ерзая лопатой, засыпал землей канаву водопроводной магистрали. Вид у него был растрепанный, жалкий. Тут же ковырялись в земле еще какие-то люди с набухшими и невыспавшимися лицами пьяниц.
— Позавчера, рассказывали девчата, он затеял драку в бильярдной, — шепнула Тася. — Пятнадцать суток получил. И папа не помог…
Галина улыбнулась.
— Эй, Фонфарамон, ты же презираешь физический труд… — крикнула она.
Фонфарамон вздрогнул, испуганно посмотрел на смеявшихся девушек и сразу же отвернулся, сгорбив спину.
— Ничего, научат! — засмеялась Тася.
…Сперва Галина удивилась, узнав, что Всесоюзное совещание садоводов состоится не в помещении, а просто на открытом воздухе. Все же не всесоюзный масштаб… Но когда попала в большую толпу молодежи, зажглась общим настроением, то поняла: нет, нельзя было стенами ограничивать это рвение, кипучую энергию молодости. Садоводам место именно здесь, под чистым голубым небом, меж раскидистых яблонь.