Рассвет страсти
Шрифт:
Кроме, пожалуй, воспоминания о полном тоски и боли крике.
– Мистер Бриггс, – спросила она напоследок, покидая коляску возле городских ворот, – вам ничего не известно про некую Леди Печали?
– Абсолютно. А кто она такая? – озабоченно нахмурился Бриггс.
– Наверное, очередная тайна его милости, – со вздохом ответила Аллегра, взмахнула на прощание рукой и направилась к воротам. Пройдя немного по улице, она повернула на запад, к рынку. Вдалеке возвышались башни замка Ладлоу, еще со времен норманнского нашествия эта твердыня господствовала над местностью. В неприступных башнях заседал приграничный совет, вершивший дела всего Уэльса. Однако во времена царствования Вильгельма и Марии вошло в силу централизованное правительство в Лондоне. И с тех пор замок, хотя и оставался собственностью принцев Уэльских, пришел в запустение и негодность.
В детстве Аллегра любовалась им с благоговением, но теперь вид безнадежно разрушенных стен вызывал только грусть. Разве некогда род Бэньярдов не возвышался над остальными людьми, как эти убогие развалины? И кто теперь вспомнит о былом величии и славе гордого замка?
Она снова вздохнула, стараясь отделаться от грустных мыслей. Даже ненависть к злокозненным Уикхэмам не отравит ей этот день. Миссис Ратледж ждет ее не раньше ужина, а лорд Ридли отправился рано утром на верховую прогулку и вряд ли вспомнит о существовании буфетчицы до вечера, когда придет пора подавать укрепляющее. Аллегре нужно купить кое-что в аптеке, и остаток дня она будет свободна. На рынке девушка невольно замедлила шаги, с любопытством разглядывая товар: шумно кудахтавших кур и индюшек, дойных коров и молодых бычков, и даже пару тощих кляч. Вот чумазая толстуха свинарка с выводком своих питомцев цепляется за каждого сколько-нибудь приличного прохожего, умоляя добрых господ поверить, что нет ничего вкуснее жареной свинины на рождественском пиру.
Неподалеку в тесном бревенчатом загоне метался огромный бык. Он то и дело грозно фыркал и принимался рыть копытом землю. Совсем рядом с загоном устроился какой-то малый с тяжелой дубинкой в руке. К концу дубинки прикреплялась цепь, прикованная к железному кольцу, продетому в нос страшного бурого медведя. Всякий раз, стоило взбешенному донельзя быку рвануться к медведю и налететь на бревна изгороди, человек дергал за цепь.
И тогда медведь исправно поднимался на задние лапы и грозно ревел, царапая острыми когтями изгородь, чем злил быка еще сильнее. Вокруг собралась целая толпа. Зевакам нравилось наблюдать за пыткой, от которой страдали два могучих зверя. Они то и дело принимались хлопать в ладоши и даже бросали монету-другую хозяину медведя. Однако в Аллегре столь жестокие забавы никогда не находили отклика.
На краю рынка два разряженных в пух и прах франта со шпагами невероятной длины, топорщившими полы бархатных камзолов (не дай Бог, кто-то не заметит их аристократического происхождения!), спорили о цене каракового жеребца.
Один из них обернулся и наградил Аллегру оскорбительной улыбкой, восклицая:
– Ух ты! Смотри, какая смазливая девка! – Он протянул руку, чтобы обнять ее за талию, но не тут-то было.
– Не про вашу честь, сэр, – выпалила девушка и добавила, присев в реверансе: – Делать мне больше нечего.
Щеголь, чертыхаясь, ринулся вперед. И не успела она увернуться, как была поймана за руку.
– Провалиться мне на месте, если эта потаскуха не получит сейчас урок хороших манер!
Аллегра молча вырывалась. На улице было полно народу, и можно было запросто скрыться в толпе. Но благоухавший духами юный франт оказался на удивление цепким. Она уже совсем было решилась укусить его за руку, но тут вмешался второй повеса:
– Да пусть себе проваливает! Нынче у нас не будет недостатка в юбках. И к тому же более сговорчивых, чем эта. А вот если твой кузен Кромптон облюбует жеребца до того, как ты его купишь, ты будешь кусать себе локти целых полгода.
Первый франт грубо выругался, пялясь на Аллегру, н неохотно разжал пальцы.
– Так и быть, шлюха, – процедил он, – передай своим подружкам, что сэр Вилльям Баттерби из Лондона был с тобой милостив сегодня.
– Ах, сэр Вилльям, благодарность моя не знает пределов! – с ухмылкой заверила Аллегра. Она еще раз склонилась в нарочито низком реверансе и скрылась в толчее. Не хватало только свидания с сэром Генри Кромптоном. Да к тому же после стычки с его кузеном!
Дальше по улице, почти на самом перекрестке, расположились всевозможные увеселительные балаганы, и воздух страсти звенел от возбужденного рева толпы. Под пронзительные звуки флейты отплясывал мужчина, увешанный цветными лентами и бубенчиками. Дети толкались возле балагана кукольника и потешались над смешными проделками марионеток. Тут же вам предлагали сделать свой портрет из воска: маленький мальчик бил в барабан и указывал на восковое изображение своей соседки. Над сколоченными наспех подмостками развевалась яркая афиша, предвещавшая театральное представление.
А близ городского фонтана выводил заунывную мелодию волынщик. Тощая обезьянка в алой курточке с игрушечной шпагой старательно отплясывала на кривых лапках и протягивала украшенную перьями шляпу каждому прохожему. Аллегра посмеялась над ее забавными ужимками. Какой-то крестьянин громко ругался на чем свет стоит: судя по всему, его вчистую обыграли в кости городские шулера. Тут же бейлифы тащили в суд актера, задолжавшего по счетам.
Аллегра задержалась на минуту возле афишы, прикидывая, не потратить ли несколько пенсов на представление. Наверняка это будет какой-нибудь грубый фарс, на который и денег-то жалко. Однако охватившее ее странное возбуждение упорно искало выхода. Но вот наконец благоразумие взяло верх, и Аллегра решительно тряхнула головкой. Нет, не стоит связываться с уличным театром. Лучше приобрести что-нибудь полезное или по крайней мере вкусное.
Теперь она вступила в ряды крытых лавок, которые тянулись вплоть до самых ворот в цитадель замка Ладлоу. Девушка шла не спеша, любуясь выставленным на продажу товаром, то принюхиваясь к корзине со свежими грушами, то перекидываясь парой слов с продавщицами молока и творога. Скоро ей захотелось пить, но возле прилавков с элем уже толпились подвыпившие горожане, и она предпочла купить кружку сидра у пожилого разносчика с деревянным бочонком на спине.
Тут же дал о себе знать разбуженный сидром голод, однако ее внимание привлекла парочка маленьких деревенских сорванцов.
Хихикая, как девчонки, они стояли на коленях возле тощего бродячего пса. Он пытался вырваться и удрать, но один из ребят ловко прижал его к земле, а второй извлек из кармана связку шутих. И не успела Аллегра и глазом моргнуть, как они привязали шутихи к хвосту несчастной собаки и подожгли их от дымного фитиля.
– Ах вы разбойники! – вскричала Аллегра. Девушка поймала собаку и принялась гасить шутихи, но одна из них все же успела взорваться, отчего пес отчаянно взвыл.
– Бедный ты, бедный, – бормотала Аллегра, прижимая к себе испуганно дрожавшее животное. Она сердито посмотрела в ту сторону, куда скрылись мальчишки. С дальнего конца улицы донеслись новые взрывы шутих. Неужели никто не удосужится поймать маленьких негодяев и надрать им как следует уши?
– Боже милостивый! – Чей-то пронзительный вопль перекрыл на миг шум рынка. В нем слышался такой ужас, словно перед кричавшим разверзлась сама преисподняя. Аллегра мигом позабыла про собаку и помчалась обратно на рынок, откуда раздался крик. А он повторялся снова и снова, заставляя девушку нервно вздрагивать. Протолкавшись через толпу, она застыла при виде ужасной картины.
Если на свете была высшая справедливость, именно о ней Господь вспомнил в этот день. Ибо один из тех самых мальчишек, издевавшихся над бродячим псом, валялся сейчас на земле, в лапах у огромного медведя. Лицо и грудь мальчишки были растерзаны в кровь, а рваный угол нижней губы свисал безобразным лоскутом. Всякий раз, стоило ему попытаться вырваться, дикая тварь испускала злобный рев и наносила своей жертве новые увечья.