Рассвет
Шрифт:
– Орман, – позвала мама, и папа поспешил в спальню.
Я занялась ужином, но сердце мое билось так сильно, что я едва могла дышать. Джимми подошел к окну, выходившему на северную часть улицы, и застыл у него словно статуя. Мы слышали, как мама снова заплакала. Через некоторое время она успокоилась, появился папа. Джимми в ожидании повернулся.
– Что ж, вы оба уже знаете, я полагаю, – он покачал головой и оглянулся на закрытую дверь за собой.
– Что будем предпринимать? – спросил Джимми.
– Не знаю, – сказал папа. Глаза его потемнели, лицо стало приобретать то самое дикое выражение, губы искривились в уголках, сквозь них сверкали белые зубы. Он запустил пальцы в волосы и несколько раз глубоко передохнул.
Джимми шлепнулся на кухонный стул.
– Другие люди детей планируют, – пробормотал он. Папа сверкнул глазами. Я не могла поверить, что Джимми сказал это. Он знал папин характер, но мама говорила, что и у Джимми такой же. Иногда они были похожи на двух быков, разделяемых красным флагом.
– Не умничай, – буркнул папа и направился к двери.
– Куда ты собрался, папа? – спросила я.
– Я должен подумать, – сказал он. – Ужинайте без меня.
Шаги отца, доносившиеся из коридора, выдавали его ярость и растерянность.
– Он сказал: ужинайте без меня, фыркнул Джимми. – Овсянку и горох.
– Он пошел к Фрэнки, – предположила я. Джимми кивнул в знак согласия и откинулся на стуле, угрюмо глядя в свою тарелку.
– Где Орман? – спросила мама, выходя из своей спальни.
– Он пошел подумать, мама, – сказал Джимми. – Возможно, пытается прийти к какому-то решению и нуждается в том, чтобы побыть в одиночестве, – добавил он, надеясь облегчить ее состояние.
– Мне не нравится, что он ушел вот так, – пожаловалась мама, – это никогда не кончается добром. Тебе надо пойти и присмотреть за ним, Джимми.
– Присмотреть за ним? Я так не думаю, мама. Ему не нравится, когда я так делаю. Давайте поедим и подождем его возвращения.
Мама не была этим довольна, но села за стол, и я подала ей овсянку и горох. А добавила ей соли и немного жира от бекона, который сэкономила.
– Сожалею, что не смогла достать для нас чего-нибудь еще, – извиняющимся голосом сказала мама. – Но, Дон, золотце, ты просто замечательно приготовила это. Это вкусно. Разве не так, Джимми?
Он посмотрел поверх своей тарелки. Я поняла, что он ничего не слышал. Джимми мог погружаться в свои собственные мысли часами, и часами никто не донимал его, особенно если он бывал расстроен.
– А? Что? Ах, да, это хорошо.
После ужина мама слушала радио и читала старые журналы, которые приносила из мотеля. Каждый раз, услышав хлопанье двери или звук шагов, мы ожидали прихода папы. Но становилось все позднее и позднее, а он все не появлялся.
Я наблюдала за мамой. Лицо ее было печальным. Наконец она встала и объявила, что идет спать. Она глубоко вздохнула, прижав руки к груди, и направилась в свою спальню.
– Я тоже устал, – сказал Джимми и пошел в ванную готовиться ко сну. Я начала разбирать софу, но потом остановилась, подумав о маме, лежащей в своей постели, расстроенной и напуганной. Я открыла дверь тихонько и пошла искать папу.
Я колебалась возле дверей «Бара и гриля» Фрэнки. Я никогда не была в баре. Моя рука дрожала, когда я протянула ее к ручке двери, но, прежде чем я успела нажать, она распахнулась настежь, на пороге появилась бледная женщина со слишком густым слоем губной помады и румян на лице. Из угла ее рта свисала сигарета. Завидев меня, она задержалась и улыбнулась. Я заметила, что у нее не хватает зубов.
– Что ты здесь делаешь, милая? Здесь не место для таких молоденьких, как ты.
– Я ищу Ормана Лонгчэмпа, – ответила я.
– Никогда не слышала о таком, – сказала она. – Не оставайся здесь долго, милая. Это не место для детей, – добавила она и прошла мимо меня, обдав запахом сигарет и пива. Я смотрела некоторое время ей вслед, а затем вступила в заведение Фрэнки.
Я заглядывала сюда однажды на мгновение, когда кто-то открывал дверь, и знала, что справа была длинная стойка с зеркалами и полками, заставленными бутылками с напитками. Я видела вентиляторы под потолком и опилки на грязном досчатом полу. Но я никогда не видела столики с левой стороны.
Двое мужчин в конце стойки обернулись, когда я вошла. Один из них улыбнулся. Бармен, лысый коротышка, прислонился к стене, скрестив на груди руки.
– Что ты хочешь? – спросил он, перегнувшись через стойку.
– Я ищу Ормана Лонгчэмпа, – сказала я. – Я думала, что он здесь.
Я одним взглядом обежала стойку, но не увидела его.
– Он поступил в армию, – саркастически заметил кто-то.
– Заткнись, – прервал его бармен. Потом снова обернулся ко мне.
– Он вон там, – сказал он и кивнул головой на столики с левой стороны.
Я взглянула туда и увидела папу, привалившегося к столу. Но я боялась зайти дальше в бар.
– Разбуди его и забери домой, – посоветовал бармен.
Некоторые из мужчин за стойкой повернулись, чтобы посмотреть на меня, словно это было какое-то вечернее представление.
– Пропустите ее, – скомандовал бармен.
Я прошла между столиками к папе. Он положил голову на руки. На столе стояли пять пустых бутылок из-под пива и одна недопитая.
– Папа, – тихо позвала я. Он не шелохнулся. Я обернулась на стойку и увидела, что мужчины потеряли к этому интерес. – Папа, – повторила я громче. Он шевельнулся, но не поднял головы. Я тронула его осторожно за руку. – Папа, – он вздрогнул и медленно поднял голову.
– Чего?
– Папа, пожалуйста, пойдем домой, – сказала я. Он протер глаза и взглянул на меня.
– Чего… Что ты тут делаешь, Дон? – спросил он.
– Мама уже легла в постель, но я знаю, что она не спит и ждет тебя, папа.
– Ты не должна была приходить в такое место, – резко проговорил он, так что я вздрогнула.
– Я и не хотела приходить, папа, но…
– Ладно, ладно. Полагаю, я ничего путного не в состоянии сделать в эти дни, – добавил он, покачивая головой.
– Пойдем домой, папа. Все будет хорошо!