Рассвет
Шрифт:
Сердце чудища билось. Беллино — нет.
Все нужные решения я принял буквально за секунду.
Дрожь, охватившая меня, усилилась. Я пригнулся, готовясь броситься на Розали и зубами выхватить убийцу из ее рук.
Белобрысая снова что-то проворковала, отставила пустую железную бутылочку и подняла тварь в воздух, чтобы потереться о ее щеку.
Отлично. Самое время для удара. Я подался вперед, и огонь начал преображать меня по мере того, как тяга к чудовищу росла. Она была сильнее, чем все предыдущие, и очень напоминала
На сей раз я хотел подчиниться.
Убийца поглядела через плечо Розали мне в глаза — ее взгляд был куда осмысленнее, чем полагается новорожденным.
Теплые карие глаза цвета молочного шоколада — точь-в-точь Беллины.
Дрожь как рукой сняло; невиданной силы жар охватил меня, но то был не огонь.
То было свечение.
Внутри все словно сошло с рельс, когда я уставился на фарфоровое личико полувампира, получеловека: кто-то молниеносными движениями перерезал нити, удерживающие мою жизнь, как связку воздушных шариков. Чик-чик-чик: все, что делало меня собой — любовь к мертвой девушке наверху, любовь к отцу, преданность новой стае, любовь к прежним братьям, ненависть к врагам и самому себе — отделилось и улетело в небо.
Но я не улетел. Теперь меня удерживала новая нить.
Не одна, а миллион нитей, нет — стальных тросов. Миллион стальных тросов привязали меня к единственному центру Вселенной.
Я понял, каково это, когда мир вращается вокруг одной точки. Прежде симметрия Вселенной была мне неподвластна, а теперь я увидел, что она очень проста.
Отныне на земле меня удерживала вовсе не сила притяжения.
А маленькая девочка на руках у Розали.
Ренесми.
Со второго этажа донесся новый звук. Единственное, что могло отвлечь меня в эту бесконечную секунду.
Неистовый стук, стремительное биение…
Преображающееся сердце.
Книга третья
Белла
Личная привязанность — роскошь, которую человек может себе позволить, лишь когда его враги уничтожены. До тех пор все, кого он любит, — потенциальные заложники. Они лишают мужества и не дают здраво мыслить.
Пролог
Это был не просто ночной кошмар: сквозь ледяную дымку к нам приближались черные силуэты.
«Мы умрем», — в ужасе подумала я. Меня охватил страх за то бесценное, что я охраняла, но сейчас нельзя было отвлекаться даже на эту мысль.
Они подходили все ближе; черные плащи едва заметно колыхались при движении, руки стиснуты в кулаки костяного цвета. Силуэты плавно разошлись в стороны и взяли нас в кольцо. Это конец.
И тут — словно вспыхнула молния — все вокруг переменилось. Нет, Вольтури по-прежнему подступали, изготовившись к бою, но я вдруг увидела их иначе. Мне не терпелось вступить в схватку. Я хотела, чтобы они напали. Паника сменилась жаждой
19. Огонь
Боль была безумная.
Именно так: я словно обезумела, ничего не соображала, не понимала, что происходит.
Мое тело пыталось отгородиться от боли, и меня снова и снова засасывало во тьму, которая на секунды или даже на целые минуты отрезала меня от страданий, зато не давала воспринимать реальность.
Я попробовала отделить их друг от друга.
Небытие было черным, безболезненным.
Реальность была красной, и меня словно сбивал автобус, колотил профессиональный боксер и топтали быки одновременно; меня окунали в кислоту и распиливали на части.
В реальности мое тело дергалось и извивалось, но от боли сама я пошевелиться не могла.
В реальности я осознавала: есть нечто гораздо более важное, чем эти пытки, хотя что именно, вспомнить не могла.
Мгновение назад все было, как положено. Любимые люди вокруг. Улыбки. Почему-то — неясно почему — меня не покидало чувство, что скоро я получу все, за что боролась.
И от одной крошечной неприятности все пошло наперекосяк.
Я увидела, как моя кружка опрокинулась, темная кровь брызнула на белоснежный диван. Я непроизвольно потянулась к ней, хотя увидела другие, более проворные руки…
Внутри что-то дернулось в обратном направлении.
Разрывы. Переломы. Адская боль.
Накатила и отступила чернота, сменившись волной боли. Я не могла дышать — однажды я уже тонула, но теперь все было иначе, слишком горячо в горле.
Меня разрывало, ломало, кромсало изнутри…
Вновь чернота.
Голоса, крики, новая волна боли.
— Видимо, плацента отделилась!
Что-то невероятно острое, острее любого ножа, пронзило меня насквозь — несмотря на пытки, слова неожиданно обрели смысл. «Плацента отделилась» — я поняла, что это значит. Мой ребенок может погибнуть внутри меня.
— Вытаскивайте его! — заорала я Эдварду. Почему он до сих пор этого не сделал? — Он задыхается! Быстрее!
— Морфий…
Наш ребенок умирает, а он вздумал ждать, пока подействует обезболивающее?!
— Нет! Быстрее… — выдавила я и не смогла закончить.
Свет в комнате стал заплывать черными пятнами, когда холодное острие новой боли вонзилось мне в живот. Что-то было не так, я невольно начала бороться, чтобы защитить свое чрево, моего ребенка, моего маленького Эдварда Джейкоба, но мне не хватило сил. Легкие ныли, словно в них сгорал кислород.
Боль вновь начала утихать, хотя я и держалась за нее, как могла. Мой ребенок, мой малыш умирает…
Сколько же прошло времени? Несколько секунд или минут? Боль исчезла совсем. Я онемела, ничего не чувствовала и не видела, зато могла слышать. В легких опять появился воздух, он раздирал мне глотку грубыми пузырями.
— Будь сомной, Белла! Слышишь? Будь со мной! Не уходи! Твое сердце должно работать!
Джейкоб? О, Джейкоб все еще здесь, все еще пытается меня спасти…