Рассветный меч
Шрифт:
— Теперь слушай меня внимательно, Бэйр, я хочу сказать тебе что–то очень важное: когда ты находишься в обличье волка, который думает как мальчик по имени Бэйр, ты можешь снова стать этим мальчиком. Жизненно важно, чтобы ты всегда помнил об этом. Ты всегда должен концентрировать внимание на своем истинном имени, когда готовишься преобразиться из мальчика в волка, ибо только тот волк, который знает свое истинное имя, может снова стать мальчиком.
— Па, я все это знаю. Я очень внимательно думаю о своем имени, когда готовлюсь принять образ волка, и о своем волчьем имени, когда готовлюсь вернуться к своему
Урус с удивлением уставился на сына:
— У тебя есть волчье имя?
Бэйр утвердительно кивнул:
— Когда я был щенком, Сияющая назвала меня.
— Сияющая… Волчица?
— Ее полное имя, э… Сияющая Лунным Светом на Воде, когда Легкий Бриз Доносит Далекие и Близкие Ароматы.
— Уж очень длинное имя.
Бэйр повел плечом:
— Когда я был мальчиком по имени Бэйр, мне требовалось много времени, чтобы понять то, что говорила Сияющая, но, когда я становлюсь дрэгом, мне кажется, я всегда помню, что у меня есть волчье имя.
Некоторое время они сидели молча, затем Урус спросил:
— Так скажи мне, Бэйр, какое все–таки твое волчье имя?
— Охотник, Ищущий и Находящий, Один из Нас, но Не Такой, как Мы. — Бэйр нахмурился и, искоса посмотрев на Уруса, добавил: — Она сказала, что наступит день, когда я узнаю, что это значит.
— Возможно, такой день наступит, — вздохнув, согласился Урус.
Наступил день зимнего солнцестояния, когда эльфы исполняли ритуал смены времен года, и мало кто мог не улыбнуться, видя, как шестилетний Бэйр, важно выступая в группе мужчин, распевал тоненьким дрожащим голоском обрядовые песнопения; при этом он плавно перебирал своими маленькими ножками, замирал на месте и поворачивался в разные стороны. Но все, что пел и вытанцовывал малыш, было в тон и в такт тому, что делали остальные алоры. Риата смеялась, однако сердцем тревожилась, потому что Бэйр, который отлично знал и песни, и движения, еще не понимал их смысла и не знал, что они выражают.
Причиной ее волнения был не сам ритуал, а скорее то, что он предрекал Бэйру. Обряд раскрывал судьбу, ожидавшую ребенка, судьбу, полную опасностей и тревог.
Когда ритуал подходил к концу, Фэрил бросилась к Бэйру и схватила его, заключив в объятия, мальчик тоже ласково обхватил ее руками и прижался к ней.
— Бэйр, это было великолепно! — сказала дамна, глядя на ребенка, который был уже выше нее ростом.
Бэйр радостно улыбнулся:
— Давай поедим что–нибудь, тетушка Фэрил. — И, взяв ее за руку, он повел ее от поляны, неярко освещенной фонариками в бумажных колпачках, в сторону Коронного Зала, где был накрыт стол для банкета по случаю наступления зимней ночи.
Снег еще покрывал землю, но бриз, предвестник весны, уже настойчиво извещал о скором ее приходе. По дороге, пересекающей страну от края и до края, медленно двигался караван купцов, направляясь к далекому Крестанскому перевалу. Они собрались остановиться у края провала и дождаться сезонной оттепели, расчищающей дорогу, и тогда они были бы первыми продавцами товаров в областях, лежащих за перевалом. В пути они постоянно вели разговоры о том, что происходит в Мрачном лесу, дальние очертания которого возникали на горизонте то справа, то слева. В давние времена этот
Вдруг с южной стороны из–за непроницаемых для глаза густых зарослей, но вблизи от дороги раздались сигналы серебряных рогов. Караван остановился, некоторые купцы изготовили луки, вложив в них стрелы, другие обнажили шпаги, а некоторые сжали в руках дубинки.
Стук копыт слышался все ближе, и вдруг из–за деревьев выскочил олень, перескочил в два прыжка через дорогу и снова скрылся в лесу, а через мгновение вслед за ним из леса вылетел грациозный, белесого окраса волк размером с пони.
— Смотрите! У него серебристая шкура! — завопил ехавший на первой повозке купец; он поднял лук и прицелился, и вдруг от сильнейшего удара, нанесенного дротиком сбоку, лук вылетел из его рук, однако всадники на быстроногих конях, еще не появились из–за деревьев.
Снова затрубили рога, и группа вооруженных людей на лошадях пересекла дорогу и скрылась в лесу; двое из них подъехали к каравану — один, склонившись с лошади, поднял с земли дротик, второй, держа в руках заряженный арбалет, остановился перед головной повозкой.
— Кто ты такой? Ты чуть не убил меня! — закричал купец, спрыгивая на землю и хватаясь за оружие. — Ты чуть не сломал мой лук!
Он, с трудом переводя дыхание от возбуждения и крика, смотрел на всадника с дротиком. Всадник откинул капюшон. Это был эльф!
— Если бы я захотел убить тебя, ты бы уже лежал мертвым на дороге. — Лаэн убрал дротик, затем громко произнес, так чтобы слышали все присутствующие: — Я Тилларон Неутомимый Охотник, а это мой товарищ Ансинда Одинокое Дерево.
Его товарищ также откинул назад свой капюшон — оказалось, что это женщина. Окинув всех ледяным взглядом, она не менее холодным голосом обратилась к тому, кто только что пытался убить волка:
— Ты не должен даже и помышлять о том, чтобы убить кого–то в этом лесу; только оказавшись в отчаянном положении, ты можешь пойти на это.
Тилларон обратился к остальным купцам, пронзая их жестким взглядом:
— Вы поняли то, что сказала дара? Никто из вас не должен осмелиться на убийство, если оно не окажется последним средством для его собственного спасения.
— Конечно, милостивая леди, конечно же, мой господин, — уважительно ответил купец, остальные купцы вслед за ним нестройным хором почтительно объявили, что тоже согласны.
В этот момент огромный медведь перешел дорогу в том же месте, где ее только что перешли эльфы, как будто намеренно шел по их следам.
Купец, сидевший на передней повозке, потянулся к колчану, висевшему у него на перевязи, но под взглядом Тилларона отдернул руку и, склонив голову, сказал:
— Прости меня, мой господин, это вышло по привычке.
— На твоем месте, — прорычал Тилларон, — я бы напрочь избавился от этой привычки в то время, пока находишься в границах Мрачного леса, который мы называем Дроуздарда.